Рэй Брэдбери - Разговор в ночи

В поздний ночной час он услышал плач. Женский плач. Нетрудно было понять, что на лужайке перед домом всхлипывает не маленькая девочка и не зрелая матрона, а юное существо лет восемнадцати-девятнадцати. Плач не умолкал довольно долго, постепенно затихал, потом начинался заново, да еще летний ветер, обеспокоенный приближением осени, переносил эти рыдания то в одну сторону, то в другую.

Лежа в постели, он прислушивался до тех пор, пока к горлу не подступил ком. Тогда уж он повернулся на другой бок, зажмурился, дал волю слезами но так и не избавился от посторонних звуков. Мыслимое ли дело, чтобы какая-то молоденькая незнакомка среди ночи приходила к нему поплакать?

Стоило ему сесть в кровати, как рыдания прекратились.

Подойдя к окну, он посмотрел вниз. На лужайке никого не было, трава блестела от росы. От края к самой середине, где совсем недавно кто-то переминался с ноги на ногу, вела цепочка следов, а другая такая же цепочка уходила в сад, раскинувшийся позади дома.

Лужайку освещала полная луна, однако никаких призраков не было и в помине, только эти цепочки следов.

Отойдя от окна, он почему-то продрог и направился вниз — согреться и выпить горячего шоколада.

Этот плач он выбросил из головы до следующего вечера, но и тогда решил, что приходила, скорее всего, какая-нибудь соседка, у которой случились неприятности — наверно, не могла попасть домой и остановилась излить свое горе.

И все же?…

В сгущающихся сумерках он шел домой от автобусной остановки и с удивлением поймал себя на том, что ускорил шаги. К чему бы это?

Идиот, обругал он себя. Вчера под твоим окном плакала девушка, которую ты даже не видел, а сегодня, чуть стемнело, уже готов бежать сломя голову.

Допустим, ответил он себе, но этот голос!

Что в нем особенного: красивый?

Нет, не в том дело. Знакомый.

Где же он слышал этот голос, бессловесный в рыданиях?

И спросить не у кого, если живешь в пустом доме, откуда родня съехала в незапамятные времена.

Он свернул к себе на лужайку и остановился с затуманенным взором.

А чего он, собственно, ожидал? Что она будет дожидаться на том же месте? Неужели ему так одиноко, что какой-то голос, услышанный далеко заполночь, разбередил все чувства?

Нет. Попросту говоря, ему не терпелось выяснить, кто такая эта плачущая незнакомка.

У него не было ни малейшего сомнения, что сегодня она вернется, стоит ему только заснуть.

Он лег в одиннадцать и, проснувшись в три, расстроился, что проспал чудо. Может, соседний городок сгорел от удара молнии, может, землетрясение уничтожило половину земного шара — он спал как убитый!

Недотепа! — упрекнул он сам себя. Откинул простыни, подскочил к окну — и убедился, что действительно проспал все на свете.

Ибо трава была примята изящными следами.

А он даже не слышал рыданий!

Ему захотелось сбежать вниз и рухнуть на колени посреди лужайки, но в эту минуту по улице медленно проехала полицейская машина, которая патрулировала темень и пустоту.

Мыслимо ли метаться по лужайке, что-то высматривать, прочесывать траву, если полицейская машина вот-вот поедет в обратную сторону? Как он объяснит свое поведение? Собирает клевер? Выпалывает одуванчики? Что, что еще придумать?

Его просто разрывало от нерешительности. Спускаться — не спускаться?

Да и то сказать, услышанные рыдания уже начали выветриваться из памяти, хотя он силился их запомнить. Если упустить ее и на следующую ночь, то даже воспоминаний не останется.

Позади него, на ночном столике, зазвонил будильник.

Что за чертовщина, подумал он. На какое же время я его поставил?

Он нажал кнопку и, присев на кровать, стал слегка раскачиваться с закрытыми глазами, а сам ждал и прислушивался.

Ветер переменился. Дерево за окном встрепенулось и зашептало. Открыв глаза, он подался вперед. Сначала вдалеке, потом ближе, потом под самым окном раздался тихий девичий плач.

Она вернулась к нему на лужайку, значит, он не совсем пропащий. Сиди тихо-тихо, приказал он себе.

И ветер, отодвинув занавеску, принес ее рыдания к нему в спальню.

Теперь осторожно. Осторожно, но быстро.

Он подкрался к окну и посмотрел вниз.

Стоя посреди лужайки, она плакала, и ее лицо, в обрамлении длинных, рассыпанных по плечам темных волос, блестело от слез.

Что-то было невыразимое в том, как подрагивали опущенные руки, как ветер беззвучно шевелил ее волосы — он поежился и едва устоял на месте.

Определенно, он ее знал — и не знал. Видел ее прежде — и никогда не видел.

Поверни голову, подумал он.

Словно в ответ его мыслям, ночная гостья опустилась коленями на траву, позволив ветру разгладить ее волосы, склонила голову и зарыдала так отчаянно и горько, что ему тоже захотелось плакать. Нет, не надо! У меня сердце разрывается!

Она опять будто бы услышала, внезапно запрокинула голову и начала успокаиваться, глядя на луну — тут-то он и рассмотрел ее лицо.

И вправду он когда-то уже его видел, но где?

Упала слезинка. Дрогнули веки.

Словно шторка фотоаппарата.

— Провалиться мне на этом месте! — зашептал он. — Не может быть!

Он резко развернулся и, не чуя под собой ног, бросился к чулану, из которого обрушилась лавина коробок и альбомов. Сначала он рылся на ощупь, потом зажег в чулане свет, отшвырнул в сторону шесть альбомов, наконец-то вытащил нужный и принялся торопливо листать страницы, в какой-то момент он ахнул и остолбенел, потом поднес фотографию к глазам и, как слепой, побрел назад, к окну.

Пристально поглядев вниз, на лужайку, он перевел взгляд на фотографию, совсем ветхую, пожелтевшую от времени.

Да, да, оно самое! От этого образа у него началась резь в глазах, а потом и в сердце. Его трясло, как от нещадных ударов, когда он, не выпуская альбома из рук, оперся на подоконник и почти выкрикнул:

— Эй, ты! Как ты посмела сюда вернуться? Как посмела прийти молодой? Как посмела явиться в таком обличье? Бродишь ночами по моей лужайке, как девушка-недотрога! Да ты отродясь не была молодой! Никогда! Будь проклята, будь трижды проклята твоя горячая кровь, будь проклята твоя необузданная душа!

Но он этого не выкрикнул и вообще не произнес ни звука.

Зато в его глазах что-то полыхнуло, как сигнальный огонь.

Плач прекратился.

Девушка посмотрела наверх.

И в этот миг альбом выскользнул у него из пальцев и полетел из распахнутого окна на землю, как бьющая крыльями ночная птица.

С приглушенным криком он развернулся и побежал вниз.

— Нет, нет, — вопил он что есть мочи. — Я совсем не то хотел… Вернись!

В считанные секунды он скатился по лестнице и оказался на крыльце. У него за спиной ружейным выстрелом хлопнула дверь. Этот грохот пригвоздил его к перилам, ровно на полпути к лужайке, где теперь оставались одни только следы. Улица зияла пустыми тротуарами, деревья отбрасывали тени. В доме за деревьями на втором этаже бубнило радио. На дальнем перекрестке урчал проезжающий автомобиль.