Сергей Минаев - Р.А.Б.

– Руководителем отдела продаж.

– Ага. Пятьдесят пять тысяч рублей. Если повезет. А житель Волгограда поедет сюда и на сорок…

– Так он же ничего делать не умеет! – изумился я.

– А вы что, много чего делали, чувак?

– Вообще-то не очень, – согласился я.

– Вот про это я тебе и говорю. А твои вчерашние коллеги теперь грузчиками работают. Если повезет. Никому из участников забастовки не дают социализироваться в прежнем кругу. Ты просто не представляешь, что происходит. Невыплаченные кредиты никто же не отменял. А с зарплатой грузчика платить за взятую полгода назад «Тойоту» не получается. Люди квартиры продают. Самоубийства даже в новостях уже не показывают. Слишком много стало. За что мы боролись, непонятно…

– За себя, Сеня. Нам просто чуть-чуть не хватило! – Я залпом допил содержимое стакана.

– Оружия нам не хватило, – зло ответил он.

– Это правда. – Я поставил стакан на стол и поднялся. – Спасибо за угощение, пойду я.

– И куда ты пойдешь? – спросил он, прищурившись.

– Кофе где-нибудь выпью, – честно ответил я. – А потом – не знаю.

– Жить-то тебе есть где?

Я помотал головой. Арсений вытащил из ящика стола тысячерублевую купюру и протянул мне:

– Вот. Извини, больше не могу!

– Спасибо, не надо! – Я улыбнулся и пошел к двери.

– Погоди, Сань, – Арсений тоже встал. – Погоди пять минут, я сейчас.

Он вышел из кабинета, но очень скоро вернулся, держа в руках свою визитную карточку.

– На обратной стороне телефон моего знакомого. Он работает на Бирже труда. Завтра позвони ему и приезжай. Он поможет. Устроит в какую-нибудь государственную или полугосударственную контору. Можно сделать так, что твой ИНН прокатит незамеченным. Можно попробовать, во всяком случае.

– Спасибо, тебе, чувак! – Я спрятал визитку в карман джинсов. – Ты меня очень выручил.

– Не за что. Если не получится, звони. Я еще подумаю, куда можно сунуться.

Из автомата у метро «Парк культуры» я позвонил парню с биржи. Его звали Миша, и он пообещал что-то придумать, если я заеду к нему на следующий день в десять утра. Ободренный разговором я зашел в грузинский ресторан на корабле, пришвартованном к Фрунзенской набережной, и выпил чашку кофе за сто двадцать рублей. Кажется, началось обратное движение.

Точка падения была пройдена. Я оказался без дома, без работы, без денег, без перспектив. Но все это меня не пугало. Я испытывал индифферентный интерес, глядя на происходящее словно со стороны. Хуже уже быть не могло. Могло быть только лучше.

После кофе я еще пару часов бродил по набережной, подолгу замирая у парапета и глядя на воду. Потом пошел дождь, и я укрылся на пешеходном мосту, откуда смотрел на воду, мокрый асфальт и отражавшиеся в нем огни светофоров и фонарей. Я вспоминал день, когда мы всей толпой шли по набережной по направлению к Садовому кольцу. Мы заняли тогда всю проезжую часть, и машины сиротливо жались у обочины, пропуская толпу. Это было около двух месяцев назад. Нам чуть-чуть не хватило для победы. Целой жизни.

Ветер прибивал к стенам набережной кучи мусора, состоявшие из окурков, пластиковых бутылок и серой грязи, похожей на накипь в мясном бульоне. Холодало. Я спустился с моста, и побрел обратно к метро.

У автобусной остановки на меня с рыком бросилось чудовище. Ни с того ни с сего одна из пластиковых стенок ожила, и зеленый дракон, с улыбкой, больше напоминающей оскал, предложил мне пиво «Балтика». Я никогда прежде не видел оживающих рекламных щитов. Я остановился, зашел за остановку. Стенка потемнела. Как только я вышел из-за нее, чудище немедленно зарычало: «Пифкааа?». Что-то неуловимо изменилось в городе. Видимо, технологии делали его агрессивней.

Пока я дошел до метро мне успели предложить пива еще три диковинных зверя: лев, одетый в гимнастический костюм, русалка, похожая на Жанну Фриске, и хомяк, жонглирующий бочками. Мне отчего-то подумалось, что подобная реклама может до смерти испугать ребенка, но, похоже, теперь это никого не волновало. Следующие остановки я старательно обходил.

Ту ночь я провел на скамейке в зале ожидания Киевского вокзала. Там пахло потом и гнилью. Людей было очень много, причем, в большинстве своем они не были похожи на бомжей. Некоторые были с детьми. Может быть, это были опоздавшие на поезд, а может, те, о ком рассказывал Арсений: лишившиеся работы и продавшие банкам квартиры. На вокзале было значительно теплее, чем на улице, и милиция нас не беспокоила. Я выкурил две сигареты и заснул. Мне ничего не снилось. Даже Аня.

Миша здорово помог, устроив меня работать под чужим ИНН в компанию, которая занималась сортировкой посылок для «Почты России». Он же позвонил парню, который прописал меня за семь тысяч в месяц в квартирку в общежитии в районе метро «Водный стадион». Это был трехэтажный дом желтого цвета, с облупившейся по углам краской и ночным магазином с торца. Окна дома были вечно запотевшими от постоянно сохнувшего белья. Дом назывался женским общежитием имени Петра Алексеева, сокращенно ЖОПА.

Моя нынешняя квартира была очень маленькой. Иногда мне казалось, будто я сплю в платяном шкафу, упираясь ногами в дверь туалета. В самом деле, она была даже меньше номера в средней руки гостинице.

Я почти не убирался, и очень быстро все покрылось пылью, несмотря на то, что вещей практически не было, а сам я приходил только ночевать и иногда провести время в выходные. Каждое утро мне приходилось протирать тряпкой угол кухонного стола, чтобы позавтракать. За этим углом я пил растворимый кофе, ел йогурт или бутерброд. Это было единственное чистое место в квартире. И все-таки я успел к ней привыкнуть. Я казался себе таким же, как эта квартира: я тоже весь покрылся коростой, защищающей меня от внешнего мира. Чистым оставалось лишь то место в душе, где хранились воспоминания. Почти как угол кухонного стола.

На работу я ездил через всю Москву до метро «Домодедовская». Это было ужасное место. Вокруг стояли одинаковые серые девятиэтажки. И хотя район был зеленым, своим существованием они убивали окружающее пространство. Людей на улицах было мало, здесь в основном ночевали, не работали. Утром, когда я приезжал в сортировочную, они успевали отвалить в офисы, а вечером, когда я уходил, уже сидели перед телевизором. Поздним вечером, когда я шел от работы к метро, в девятиэтажках зажигались окна. Если очень постараться, можно было бы сложить из них слово «депрессия».

Моя работа состояла в том, чтобы сортировать коробки с посылками. Каждые десять минут лента транспортера привозила пятнадцать коробок, которые я осматривал на предмет внешних дефектов и раскладывал по клеткам, соответствующим улицам нашего района. Иногда коробок было меньше, иногда больше. Мой рекорд был 830 коробок за смену. Сначала было тяжело, но потом я привык. Коробки были легкие. Быстро раскладывать их по клеткам я научился механически, все-таки высшее образование и десять лет офисной карьеры. Работа сортировщика была гораздо тяжелее физически и несравнимо легче морально. Здесь все было честно: коробки складывали минуты в часы, а часы в дни. Здесь не нужно было писать отчеты и ходить на совещания. В общем, тут было совсем не плохо. Мне выдали купоны в столовую. По средам там давали бефстроганов, а по четвергам котлеты из судака. За купоны с меня вычитали восемьсот рублей в месяц. Котлеты были довольно вкусные.