Юрий Поляков - Гипсовый трубач, или конец фильма

Кокотов снял с запястья часы и положил на стул. До триумфа Жарынина оставалось два часа.

Очнулся Кокотов от стука в дверь и поначалу не мог сообразить, сколько же он проспал. В комнате было совсем темно, а за окном светлел серый сумрак, перечеркнутый черными шевелящимися ветвями. Это мог быть вечер, превращающийся в ночь, но могло быть и утро - час предрассветного расточения тьмы.

– Заходите, Дмитрий Антонович! Сколько времени? - крикнул писатель, догадавшись, что это все-таки вечер и пришел соавтор - звать на свой телевизионный триумф.

Кокотов сел на кровати, поставил ноги на коврик и взлохматил волосы, стараясь проснуться окончательно. Весь его организм изнывал в обидчивой истоме насильственного пробуждения, а плохо соображающая голова была тяжелой от забытых сновидений. Писатель потер виски и постарался про думаться. Снова раздался осторожный стук.

– Да заходите же наконец!

Послышался скрип открываемой двери, а затем шорох легкого движения. Из коридора в комнату пролегла полоска света. То, что это никакой не Жарынин, Кокотов понял почти сразу: режиссер обычно не входил - вторгался. Кроме того, впереди него всегда шла волна пряного табачного запаха, а сейчас вместе с неведомым гостем в помещение проник чуткий аромат надушенного женского тела.

«Неужели Регина?» - заподозрил Кокотов, огорчившись, что так и не постриг на ногах ногти, и приготовился к искушению.

– Вы спите? - спросил из прихожей голос Натальи Павловны.

– Нет! - счастливо ужаснулся Андрей Львович и змеиным движением оказался под одеялом, подтянув его к самому подбородку.

– Я, наверное, не вовремя? - забеспокоилась дама. - Извините…

– Нет-нет, я уже проснулся! - гостеприимно взмолился писатель. - Но я еще пока лежу…

– Это ничего. Можно зажечь свет?

– Можно. Выключатель справа от двери.

– Я знаю. У меня такой же номер.

Вспыхнула люстра, и комната наполнилась ядовитожелтым, как лимонная «фанта», светом. За окном же, наоборот, стало совсем темно. Кокотов зажмурился от внезапной яркости и ощутил во рту обидную несвежесть. Когда он открыл глаза, на пороге стояла Наталья Павловна. Ее красивое лицо было печально. В своем белом плащике она напомнила ему молодую докторшу, приходившую к ним домой, когда он, мальчишкой, заболевал. Это сходство сделалось щемяще окончательным, когда гостья присела на стул рядом с кроватью и, окутав Андрея Львовича своим парфюмерным облаком, положила ему на лоб прохладную ладонь.

– Вы здоровы?

– Да. Просто устал… - ответил Кокотов, стараясь говорить в сторону.

– Я тоже устала. Вы получили мою записку?

– Получил. Я думал, вы уже не вернетесь.

– А я вот вернулась… - Она горько усмехнулась. - У меня сегодня был неудачный день. Знаете, в такие минуты хочется поплакаться кому-то, кого знаешь давно. Очень давно. Вот я и пришла к вам…

– Ко мне?

– К вам… Вы меня, конечно, так и не вспомнили?

– Н-нет, извините…

– Не извиняйтесь! Я же была тогда ребенком… подростком…

– Мы жили по соседству? - предположил Кокотов.

– тихонько напела Наталья Павловна. - Нет. Не угадали. Холодно! - Она даже поежилась.

– Можно закрыть форточку, - предложил недогадливый Кокотов.

– Ну, Андрей Львович, просыпайтесь же! Вы забыли игру в «тепло-холодно»?

– А-а! Да-да… Подростком? Подростком… Ага-а! - обрадовался он, вспомнив свой недолгий педагогический опыт. - Я был у вас учителем… в школе. Да?

– Теплее. Но не в школе. Ну, вспоминайте же!

– Вы обещали подсказать! Одно слово…

– Пожалуйста: «Березка».

– «Березка»?

– А что вы так удивленно смотрите? Вы хотите сказать, что никогда не работали вожатым в пионерском лагере «Березка»?

– Работал…

– Тогда напрягитесь! Первая и вторая смена. Первый отряд. Наташа. Кроме меня, в отряде больше Наташ, как ни странно, не было.

– Наташа? Ну конечно! Ну как же! - воскликнул Кокотов, однако на самом деле ничего не вспомнил, кроме шеренги тусклых подростковых теней в красных галстуках. - Значит, это теперь вы! Кто бы мог подумать! Сколько же лет прошло?

– Много. Слишком много.

– Да-да… Но вы отлично выглядите!

– Спасибо. А за встречу надо бы и выпить! - мечтательно предложила она.

– Разумеется! Но у меня… у меня… - засмущался писатель. - Я сбегаю к Жарынину. Займу…

– Не надо никуда бегать, Андрей Львович! Современная женщина с пустыми руками в гости не ходит.

Она вышла в прихожую, вернулась с пакетом «Седьмого континента» и выставила на стол бутылку красного французского вина, коробку швейцарского шоколада и шикарно упакованную кисть янтарного винограда. Все ягоды в грозди были совершенно одинакового размера, напоминая шарики, извлеченные из большого подшипника и сложенные в виноградную пирамидку. Затем Наталья Павловна изучила посудное содержимое серванта, извлекла оттуда два пыльных фужера и подозрительно их осмотрела.

– Пойду - вымою. А вы пока тут… Штопор там! - она кивнула на нижние створки серванта, подклиненные сложенной бумажкой.

– Откуда вы и это знаете?

– Здесь все одинаковое. Кроме людей.

Она ушла в ванную и включила там воду. Кокотов стремглав выскочил из-под одеяла, сорвал с ног дырявые носки, добыл из чемодана свежие, натянул, затем посолдатски быстро оделся, пригладил пятерней волосы и даже успел для освежения дыхания пшикнуть в рот дезодорантом «Superbody» из баллончика, счастливо забытого на столе. Глянув на себя в зеркальный мрак ночного окна, он остался доволен собой. Когда Наталья Павловна, нарочно задержавшаяся в ванной, чтобы дать писателю время привести себя в порядок, вернулась в комнату с сияющими бокалами в руках, Андрей Львович уже второй раз вворачивал в пробку старенький штопор с пластмассовой ручкой. С первой попытки штопор сорвался.

– Погодите! - поняв, в чем дело, сказала она. - Переверните бутылку и подержите вниз горлышком. Вот так. Теперь дергайте!

Чпок!

– Минутку! - Она взяла и внимательно осмотрела пробку. - Нормально. Пить можно.

Кокотов, как и положено, плеснул немного вина сначала себе - и на рубиновой поверхности закружились кусочки раскрошившейся пробки. Потом он галантно налил гостье, а в завершение дополнил и свой бокал до нормы.

– За нечаянную встречу! - произнесла Лапузина с улыбкой.

– За встречу! - Кокотов торопливо отхлебнул, чтобы заглушить дезодорантовую гнусность во рту.

– Роскошное вино! - похвалила она, прикрыв глаза от удовольствия.

– Терпкое, - подтвердил Андрей Львович, сложив рот в дегустационную гузку, хотя на самом деле никакого вкуса после «Superbody» не почувствовал.