Катя Рубина - Все-все-все и Мураками

— Да.

— Прости за непонятливость, и что в финале? Так, любопытство мучает.

— Ты выживешь, просто глубокая кома, потом все в порядке, далее обычная жизнь, творчество и всякое такое, все как положено.

— А вы, значит, на том свете? Дези — в свете, ты — в Сидпа Бардо?

— Все именно так, я не очистился, я еще не все понял и не все осознал.

— Да мне кажется, ты совсем ничего не понял, ты просто… У меня нет слов.

— В каком смысле?

— И ты еще что-то лепетал мне про амбиции Мураками? Мураками — просто ребенок безобидный по сравнению с тобой. Ты что, вообразил себя Господом? Как смеешь ты распоря— жаться людьми, писать эти сценарии и воплощать в жизнь всю эту ересь?! А я тебе поверила, чуть не купилась. Тебе нас не жалко? Мы же все-таки не куклы.

— Каждому должно воздаться по его заслугам.

— А что, заслуги эти ты определяешь? Что ты думаешь, Дези сама не найдет дорогу, без тебя? Поверь мне, человек, который всю жизнь жил любовью к другому человеку, мыслями о нем, обязательно, без чьей-либо помощи, найдет дорогу к нему. Ты хотел угробить бедную старушку?!

— Я хотел облегчить ей эту проблему.

— Сам-то ты веришь в это? Ты даже в своей теории это все прописал: стукнулся о корни и вынужден сидеть в Сидпе. Ты все прекрасно понимаешь.

— Я вынужден сидеть там, так как не просветлел, эгоистичен и беспечен.

— Все это можно и здесь исправить — без Сидпы и походов.

— Здесь ничего у меня не получается.

— Очень интересный ход — так как у меня здесь ничего не получается, дай-ка я займусь устройством людей на том свете. Облегчу, укажу им дорогу. Сам, кстати, тоже получу небольшой урок на неопределенное количество вре— мени. Мысль интересная, но абсолютно неправильная и вредная для здоровья. В этой мысли Бога нет, не предусмотрен. Я не могу согласиться со сценарием, в котором путь указывает лжепророк, не умеющий жить на земле и ни во что не верующий.

— Ты тоже недавно во все это верила и сама все видела.

— Я все видела, но в отличие от тебя я все это по-другому воспринимала.

— Сама говорила, два коня погибают.

Я подошла к кухонной полке, на которой стояли две фарфоровые лошадки. Эти статуэтки жили на моей кухне с незапамятных времен. Я схватила лошадок и со всей дури швырнула на пол. Обе лошадки разлетелись на мелкие кусочки.

— Две лошади погибли в одночасье.

Полюшко смотрел на меня, выпучив глаза.

— Здесь надо иначе все решать и не лезть не в свои дела. Ты лучше вот что, Даниил, собирайся, домой поезжай. Там тебя мать, поди, уже заждалась, ты застрял тут, побудешь в Питере, там у вас сейчас ночи беленькие, потом, Даня, приезжай и не дури.

Полюшко достал из кармана пуговицу.

— А это куда?

— А это, Данечка, дай мне.

Я взяла эту проклятущую пуговицу и выбросила в форточку.

В это время в небе сверкнула молния, раздался чудовищный грохот. Началась майская гроза.

— Ты права, мне домой надо съездить, — сказал Полюшко.

— Поезжай.

С тех пор, как Полюшко уехал в Питер, прошло довольно много времени. Уже совсем наступило лето. Такое московское, душноватое, но все равно приятное, долгожданное и очень желанное. С запыленными чуточку деревьями, с белым тополиным пухом, открытыми верандами в кафе, с теплыми-претеплыми вечерами.

Я наконец-то занялась делами.

Решила описать все события. Параллельно с писательством я рисовала картины. У меня новая тема, лирико-мистическая такая. Сама удивляюсь, но вроде ничего так, интересно идет. И цветово, и композиционно, тьфу, тьфу, тьфу.

Кустикоff совсем практически привык к романтизму. Он теперь и Шумана, и Листа, и Шопена — с большим удовольствием. Нельзя сказать, что напрочь разлюбил барокко, все-таки старая привязанность, от барокко он валяется и орет, но романтизм теперь тоже сильно на него действует. Кусти попискивает и проявляет всяческое довольство: и хвост, и ушки. Тоже — тьфу, тьфу, тьфу. Мне, в принципе, давно этого хотелось, но почему-то не прививалось, не ложилось ему на душу, а тут само собой как-то, внезапно вышло.

Митька, мой золотой, учится, и, надо сказать, неплохо, хотя я абсолютно ему помочь не могу. Сейчас совсем по-другому учатся. Теперь надо на тесты отвечать, я в этом абсолютно теряюсь.

Вот, к примеру, вопрос:

Кто был в белой рубашке и черных штанах? а) Печорин; б) Онегин; в) Базаров.

У меня лично нет ответа, хотя это, оказывается, еще не самый сложный вопрос.

А Митька знает. Он мне объясняет: так как в предыдущем тесте был ответ «а», в позапредыдущем — «б», то логически вытекает ответ «в». Базаров.

Их теперь по-другому обучают. Их теперь логически. Он и меня поучает.

Я ему вечерами читаю, что написала, он жестко критикует, и правильно: он всегда трезво и логически смотрит на жизнь. Дельные замечания делает.

Иногда так говорит:

— Это абсолютная туфта, это неинтересно, глупо и несовременно, не прикольно. Это никто не будет читать.

Тогда я переделываю. Потому что мне хочется, чтобы было интересно и чтобы хоть кто-нибудь да прочитал.

Недавно в «Вечерней Москве» я прочитала заметку под названием «Исчез, как утренний туман». Это была статья о фантастическом исчезновении автобуса. Люди купили билеты в надежде совершить увлекательную экскурсию и получить незабываемый сервис. Дальше шла какая-то непонятка, просто белиберда. Совершенно не было ясно: пропал автобус вместе с пассажирами или он испарился еще до экскурсии? В общем, как корова языком слизнула, и больше ни слуху, ни духу. Туроператор вообще не знал о существовании такого автобуса.

У Вальки и Инесски во «Взгляде на Восток» все прямо на хорошо и отлично и даже лучше, соусы просто нарасхват, и вазочки — те, что Инесска недавно из Пекина привезла, — все уже раскупили. Они опять в Китай собираются, потому что и соусы тоже заканчиваются, и вееров практически не осталось, и свитков всего штуки три-четыре.

Колин клуб «Исход» стоит весь в лесах, там ремонт.

Произошли обвал и затопление в подвале. Дом чуть не рухнул, но все-таки не рухнул. Он покачнулся и осел. Теперь подвала в доме нет. Электрические щиты перенесли прямо Коле под дверь.

Эффектно смотрится. Дверь, рядом ящик с черепом и костями, сверху над дверью надпись — «ИСХОД». Очень концептуально.

Дом обшивают железными балками.

Самого Колю я за это время ни разу не видела, честно говоря, от этого ни капельки не страдаю, хотя конкретно мне он ничего плохого никогда не делал.

Тетя Дези занялась воспоминаниями. Она решила книгу о Боре написать, типа монографии, но с элементами Ибсена — по аналогическим моментам и теоретическим аллюзиям. Она теперь даже реже стала всем нам звонить, а когда ей звонишь, то разговаривает формально. Чувствуется, некогда ей бытовые проблемы обсуждать, она вся в писании и творении и довольна до жути.