Китлинский - Клан – моё государство 2.

– Даю слово,- Сашка протянул руку, Лёха пожал и исчез в ночи.

Перед сном Сашка связался по радиотелефону со Стерхом. Выслушав Сашкины доводы, Стерх дал разрешение на экзаменовку Кима. Утром, захватив с собой обед, чтобы не бегать лишний раз, Сашка удалился с Кимом на отдалённую скалу. Парень оказался толковым и с приличным багажом знаний, степень готовности была превосходной. "Мне бы столько в мои пятнадцать!"- с горечью думал Сашка, выслушивая ответы Кима, от которого не стал скрывать ничего, выложив ему факты. Ким согласился с предложенными условиями по переезду в Европу.

– Жаль, что больше не увижу ледохода,- произнёс Ким, в его голосе слышались грустные нотки.

– Я тоже думал когда-то, что больше не увижу, однако, много лет прошло и я тут, и ещё не так стар.

– Мне понятно, что вернуться можно будет, но я в том смысле, что средства лечения нет. Оно во мне самом, а шанса почти нет на благополучный исход.

– Истории этой болезни не напишет никто, если это болезнь, в чём я лично не уверен. Просто кто-то умный страховал таким путём нечто важное. Как в компьютере код: знаешь – проходи, нет – путь закрыт. Вывести его ты можешь только сам, это верно, для этой цели в Швейцарии мы создадим условия, которых тут не сделать. Когда-то я сам, честно говоря, хотел в это сунуться, хоть понимания первой части не имею.

– Вы только брата не корите, ему и так не сладко, он ведь не со зла. Надежда умирает последней.

– Он понадеялся на твой объём знаний, теперь вы оба – "носильщики".

– Что ж, такая судьба. Я не жалею, что сделал этот шаг. Нет, правда! И не пожалею никогда. Мне истину надо знать. В могиле стоять буду, но не откажусь.

– До могилы дожить надо, друг ты мой сердешный. И вот ещё что, пока не вылетело из головы: скорее всего знания в проблеме этой ни при чём. Так думаю.

– Возможно.

К двенадцати ночи стало темнеть.

– Всё Ким, двигаемся к стоянке,- Сашка встал, подал руку парню, чтобы помочь ему встать, но тот отказался.

– Я сам, но от вашей помощи не откажусь,- вскакивая, сказал Ким.

– Сегодня ночью брат принесёт эти злосчастные книги, ты их возьмёшь и сразу уйдёшь в посёлок, где дождёшься меня и приготовишь необходимое к отъезду.

– Сделаю. Вопрос могу?

– Да.

– В деле участвовать разрешите?

– Ты мной аттестован и запретить уже не имеет права никто. Даже жалкий чинуша – Господь – и тот не в силах.

– Тогда я бы хотел к Ивану в группу?

– В глобальности тянет?

– Есть такое.

– Я не против, но наш договор в силе. Знаем ты и я.

– За брата вашего я поручиться могу, как за себя, а вот за Эскулапа – нет.

– За Эскулапа я поручаюсь,- ответил Сашка.

Они вышли к палаткам. Школа не спала, ждала возвращения и, узнав, что все экзамены сданы, бросилась поздравлять Кима. Ночью пришёл Лёха, притащил копии с книг Кана и передал Сашке. Часом позже, проверив все ли, Сашка отдал их Киму и, тот ушёл с книгами в посёлок.

Экзамены сдал ещё один парень, а трое сыпанулись. Сдавший, как и Ким, сразу ушёл в посёлок, ему совет должен был поручить первое самостоятельное дело. Не выдержавшие экзаменовки в течение дня сидели вместе с преподавателем перед Сашкой и выслушивали его поправки. Не сдача не была провалом и крушением надежд, это означало, что в данный момент они не набрали необходимого объёма и обучение следует продолжить.

В конце дня все собрались на утёсе, пекли на ужин картошку, смотрели на реку. По ней несло отдельные льдины, группы льдин, иногда проносились целые ледовые поля, но их становилось всё меньше, ледоход подходил к концу. Заметно упал уровень воды, которая значительно просветлела. На противоположном берегу, насколько хватало взгляда, пространство было забито льдами, выброшенными на низкие отмели. Это нагромождение льдин будет в течение недели-двух таять и рассыпаться; одни длинными замысловато завивающимися сосульками, но толстыми, иные тонкими, другие мелкой крошкой, а третьи совсем не будут, будучи сложенными из цельного льда. Сам лёд имел такое количество цветов и оттенков, что казалось: нет в природе столько красок, и чем вызвано такое многообразие можно было только догадываться.

Ужинали при свете костра большим кагалом. Сашке сыпались вопросы, на которые он отвечал полушутя. Перекидывались подколками, дружно при этом смеясь. Вечер получился хороший. Когда на небе загорелись во всю мощь звёзды, Сашка дал знак брату и они отошли для беседы.

– Давай Лёха с самого начала,- сказал Сашка.- С прихода к нам в "семью" Кана.

– Сань, я подробностей не знаю, его об этом не спрашивал. Мне поручили его контролировать в течение года. Он знал наш язык, но в разговоре проскальзывали погрешности. Уже потом, спустя пару лет, он освоился.

– С этим ясно. Едем дальше.

– Тот год был тихим и он ничего не делал. Знал, что его проверяют, о чём прямо мне и сказал. Он не обижался. На следующий год на Юхточке он обследовал россыпь, с которой сняли триста кило – это по тем временам солидная прибавка. Свою долю он пожелал вложить в дело "семьи" всю без остатка. Тогда же мы и стали с ним вдвоём организовывать эту школу в Ходорках. Совет дал добро, из Тибета караванщики доставили всё необходимое.

– Это ясно. Вы тут стали преподавать. Ты мне другое скажи: когда ты его книги увидел и что он тебе сказал про них?

– Их я ещё в первый год приметил, но внимания не обращал особо. Ты ведь знаешь, я читать не любитель, но когда школу открыли, я тоже втянулся в преподавание и стал много читать, увлёкся, вот тогда и вспомнил про его книги. Попросил дать мне почитать, он мне дал. Но память зрительная у меня хорошая и я ему говорю: "Кан, не жмись. Если это твои мемуары, то не давай, а коль просто книги, дай". Он мог солгать, конечно, но не стал так поступать, мы к тому времени уже сдружились порядком. "Лёх,- говорит он мне,- это не мои книги, но я тебе их дать не могу. Я сделал когда-то страшную глупость, прочитав их, теперь каюсь. Если веришь мне на слово, то не проси". Всё. Этим закончилось. Я про них забыл, ну не дал и ладно. Прошло года три с того времени, он подходит как-то и просит помочь организовать пещерку, которую мы вдвоём и сладили. В ней я их вторично и увидел, когда перетаскивали барахло. Это та пещера, из которой ты их забирал, она, кстати, в нормальном состоянии и о ней знаешь ты и я, больше никто. Меня дьявол за язык и потянул опять их просить почитать. Он мне про них рассказал, я, конечно, посмеивался, но он просёк мои попытки шутить. "Лёха! От них я такой – непрозрачный". Вот так, Сань, и сказал: "непрозрачный".

– Что ему давило, звук?

– Средний нет, но сильный очень донимал. Он в посёлок не ходил из-за маски лица, стыдился, а особого влияния шумы поселковые на него не оказывали.