Макс Нарышкин - Про зло и бабло

Из десяти тружениц отдела курят всего две. И сегодня эти мочалки решили закурить меня до полусмерти. То есть я, ожидая их, курю и курю, а они со своими табачными спицами «Vogue» все не идут и не идут. Женщина со стажем курения в год непредсказуема, как рыба. Как никто не знает, когда у последней начнется жор, так никто не скажет за верное, когда закурит первая. Женщина со стажем курения в год может опустошить пачку за три часа, а потом, сославшись на плохое самочувствие («В груди давит, простудилась, наверное»), уйти домой. А может весь день не курить и вспомнить об этом только у дома, когда нужно будет вынимать из сумки ключи.

Но удача мне все-таки улыбнулась. В тот момент, когда я начал чувствовать, что скоро меня вытошнит, а в плещущейся в животе воде можно было разводить скалярий, я увидел приближение Тани. Вообще-то мне более интересно было бы поговорить с сотрудницей статистического отдела Кристиной. Вчера я присмотрелся ко всем и по наитию выбрал ее. Кристина в том непонятном возрасте, когда девушке хочется любить, но некого, а потому вся истома ее обращена к книжным героям. Вчера я приметил на ее столе сборник О’Генри и быстро нарисовал портрет ее героя. Теперь каким-то образом нужно оказаться в отделе, сделать это мотивированно и начать долгий путь, начинающийся, как правило, с неприметной бумажки и заканчивающийся грохотом рушащихся стен. Если между двумя этими событиями меня не убьют, я буду жить вечно. До старости, во всяком случае. А пока ясно только одно — до преклонного возраста мне дотянуть не дадут.

Таня работает в компании восемь месяцев и по меркам статистического отдела, где кадры меняются как перчатки, является едва ли не ветераном труда. Она знает все обо всех, но не каждому расскажет (см. пункт № 14 инструкции). Сомневаться в ее знаниях не приходится — человек восемь месяцев листает бумаги. Я знаю, что к Тане нужен особый подход. Дело в том, что особи мужского пола у девочек нетрадиционной сексуальной ориентации особым успехом не пользуются. То есть подходить к ней нужно решительно с дружеским пивом, а не кокетливо с коробкой конфет. Я все пытался угадать, какую роль в этой ориентации она играет, было бы лучше, если бы ей нравилась роль ведомой, так легче уболтать, но в конце концов пришел к мнению, что она ведущая, и в этой связи уже сейчас чувствую затруднения. Вот хоть убейте меня, я понятия не имею, чем живет девка, трахающая девок! О чем говорить с ней? — О футболе (женском, что ли?), об охоте? Но сколько ни напрягаюсь, я не могу нарисовать для себя портрет лесбиянки, бьющей из «вертикалки» уток на лету. Таня всегда независима, мужиков презирает и считает их дебилами. Это я понять могу. Она знает о женщинах то, о чем мужчины не догадываются со времен Адама, и не догадаются никогда. Я не вписываюсь в ее систему координат, потому что не имею никакой возможности представить себе московского бонвивана с менструальным циклом, а она такую возможность имеет.

Тихой сапой подобравшись к быстро тлеющей сигаретке, толщиной с палочку для чистки ушей, я говорю:

— Вчера был дождь, а сегодня дождя, наверное, не будет.

Таким голосом говорят собаке «хорошая собака», пока не отыщется кирпич. Она на мое заявление отреагировала, естественно, неадекватно. В смысле, для меня неадекватно, а для нее, конечно, адекватно:

— Ни хера не могу марку найти.

Для того чтобы продолжить разговор, мне понадобилось две затяжки.

— Какую марку?

— Бенгальскую.

Я согласно качнул головой. Когда теряется бенгальская марка, дело худо. Крепкая девочка, ничего не скажешь. Я бы, если б потерялась бенгальская марка, места себе не находил. Но самое поганое, что после ее ответа вообще не понятно, как продолжать.

— У меня вроде была дома…

Она посмотрела на меня тревожным взглядом:

— Восьмирупийная или десяти?

Гады! Суки!.. Стоите, лузеры, дымите, яйцами звените, луну крутите! Помогите хоть кто-нибудь!..

— Я боюсь ошибиться, но, кажется, восьми, — из произнесенного ею целого слова я выделил только ту часть, которая показалась мне знакомой.

— Невероятно! — сдавленно проговорила она. — Это немыслимо! Их же только пятнадцать!

Все-таки передо мной женщина. Одна марка — у нее. Вторая — у меня. Всего их пятнадцать — пятнадцать, мать нашу, а не одна — так что тут невероятного?

— Найдется, — чтобы разговор зажурчал, я решил тоже быть неадекватным. — А вы когда собирать начали?

— Восемь месяцев назад, — и — затяжка в полверсты.

Это к вопросу об использовании рабочего времени. Чувак ничем не занимался, а как только устроился на работу, так сразу стал коллекционером.

— А я три года назад.

Если она сейчас меня о чем-нибудь спросит по теме…

— Ух ты.

— А то. Вы как начали?

Меня всегда интересовал этот вопрос — как люди начинают коллекционировать открытки, мурановых рыб, военные каски или пробки от бутылок, как мой начальник.

— Я же с бумагами работаю, — она пожала плечами, недоумевая, как такой взрослый человек не может понять причину, заставившую ее собирать почтовые марки. Я тоже работаю с бумагами, но мне ни разу — я подчеркиваю — ни разу не пришла в голову такая идея. Я не лесбиянка — вот в чем моя проблема, видимо. — Конвертов в отделе знаете сколько? Сначала внимания не обращала, а потом думаю — чего добру пропадать?

Опять — женщина. Она как тот эстонец, который весной подобрал лепешку говна на дороге в надежде, что пригодится, а осенью положил на место, потому что не пригодилась.

— Письма же отовсюду идут — из Словении, Америки, Ла-Манша.

— У вас и ла-маншевская марка есть?

— Две. Переписка затянулась.

— Ты посмотри. И что на ней?

— Парусник и написано: «Ла-Манш».

Таня уверена, что есть такая страна — Ла-Манш. Столица ее — тоже Ла-Манш. Жителей называют ламаншевцами, и если сказать ей сейчас, что Ла-Манш — это пролив, она перестанет со мной разговаривать, сочтя за дурака. Пролив не может выпускать собственные марки. При всем при этом она смогла правильно перевести название с английского. Это сейчас такая новая порода сотрудниц — они могут читать, переводить, работать на компьютере, говорить «о’кей» и «дистрибьютор», но если их попросить показать на карте даже не Новые Гибриды, а Новую Зеландию, они мгновенно превращаются в скульптуру «Девушка с веслом».

— А как вы их от конвертов отдираете? — я прекрасно понимаю, как марку отделить от конверта, но мне хочется, чтобы она прониклась ко мне доверием.

— А я конверт беру и держу над паром. Марка отваливается. Жаль, конечно, что гашеная, но все равно марка. И переписка только с восемью странами. А хотелось бы со всего мира марки…

В моей голове заработала программа «Поиск». Нужно срочно чем-то купить расположение этой страшной девушки, потому что сигаретка ее заканчивается, а я для нее как был сволочью, так и остался. Мельтешение файлов перед моими глазами закончилось, в окне «Результаты поиска» появилась нужная веб-страница.