Макс Нарышкин - Про зло и бабло

Мы снова ехали, и если раньше маршрут выбирался случайно, в зависимости от загоревшегося на перекрестке сигнала, то теперь хозяин «Ауди» сознательно перестраивался в нужные ему ряды.

— Куда мы едем?

Он облизнул сухие губы и улыбнулся.

— Скажите, Чекалин, вам хотелось сделать что-то большое в этой жизни? Я не имею в виду заработать много денег, переспать с тысячей красавиц. Сделать просто так, бесплатно, чтобы потом вспоминать это с удовлетворением?

Кажется, я догадался, куда мы едем. Мы медленно, но уверенно приближаемся к территории СОС.

— Если вы о Молчанове и Старостине, я с удовольствием свернул бы им шею.

«Ауди» налетел на выступающий из асфальта колодец, и нас подбросило.

— Не жалко машину? — спросил я, когда то же самое повторилось через сотню метров.

— Скоро она мне не понадобится, приятель.

Когда до СОС оставалось не более двадцати минут, он глухо и быстро заговорил. Видимо, сказать нужно было много, а из-за моей задержки в квартире на минуту у него совсем не осталось времени.

— Повторяю: Старостин и Молчанов — наемники. Старостин не хозяин компании. Если хотите, он исполняющий директор. В СОС находится человек, который контролирует весь ход событий, и искать его следует среди тех, кто абсолютно здоров и не имеет больных родственников.

— Раисамаксимовна не подходит для этой роли?

— Она больна, — возразил он. — Впрочем, мое расследование показало, что у нее запущенная форма бронхита… Не знаю, Чекалин… Мои принципы поиска позволили понять, что лиц, подходящих на роль «серого генерала», немного, но все-таки достаточно, чтобы потерять уйму времени на их установление. У меня времени нет, — последние слова он произнес с тоской. — Нет у меня этого времени… Через месяц я слягу, и никакое мужество не поднимет меня с постели. Не знаю, насколько далеко вы продвинулись за это время в познаниях медицинского характера, но что рак — это патологическое разрастание ткани, вам, должно быть, известно. Онкологическое заболевание — это длительный, хронический процесс, развивающийся в организме десятки лет. При своем росте опухоль не сопровождается никакими болезненными ощущениями. Человек многие годы не считает себя больным в связи с полным отсутствием симптомов. Клиническая картина становится ясной лишь в финальной стадии, и прогрессирование опухолевого роста, как правило, наступает при резком снижении уровня иммунитета. Так вот, если взять работоспособность иммунной системы за математическую величину, то у меня она имеет значение нуля. В любой момент со мной может случиться криз, и тогда я больше не ваш ведущий, а вы не мой ведомый. Компания продолжит существование и еще тысячи людей уйдут из жизни, оказавшись раздавлены этой машиной. СОС лечит рак, но убивает людей больше, чем умерло бы от рака.

Я резко дернул плечом. Мой тик не укрылся от его внимания.

— Да, да, парень. Я не оговорился. «Убийца рака» — сенсационный препарат, и он на самом деле уничтожает болезнь века. Он стоит дорого, очень дорого… Он гарантирует здоровую жизнь… Но когда один встает с больничной койки совершенно здоровым человеком, сотни людей ломают себе кости и судьбу меж шестеренок СОС.

Внезапно машина свернула с направления, ведущего к СОС, и я понял, что мы следуем в Серебряный Бор.

— Мы сбились с курса?

— Черта с два, — невозмутимо отреагировал незнакомец. — Скоро ты увидишь дом, от порога которого Сергей Олегович Старостин начал свой славный путь.

Еще четверть часа мы молчали, думая каждый о своем. Я, например, уверен, что об одном мы думать не могли, потому что я думал об Ирине. Мое признание и исчезновение — это как раз то самое, от чего врачи рекомендовали беречь мою девочку. Однако сейчас речь шла не о стрессах, а о банальном ноже. Когда я спросил, не угрожает ли Ирине та опасность, что угрожала мне в квартире, он со свойственной ему невозмутимостью ответил:

— Ни в коем случае. СОС убивает только по необходимости. Ирина не вписывается в круг их интересов. Если бы Молчанов убивал всех, с кем живут или жили интересные ему фигуранты, пол-Москвы было бы вырезано.

— Что это за развалюха?

— Это приют для бездомных… — выключив двигатель, он распахнул дверцу, и я последовал за ним.

Дверь была открыта, что неудивительно для такого заведения. Красть тут, конечно, нечего, зато любой страждущий может беспрепятственно войти.

— История началась отсюда, в тот год, когда тебе только-только исполнилось четырнадцать… — говорил он почему-то шепотом. За одной дверью последовала вторая, а после и третья. — Старостин пришел в этот приют в сентябре 95-го, и он умирал от рака. Ночью в приюте объявился мужчина, и он был встречен двумя сиделками. Старостин умирал, а незнакомец утверждал, что ему оставлено от Сергея Олеговича некое имущество. Сиделки пропустили его наверх, а через полчаса незнакомец спустился и уехал. После его ухода на полу приюта остались лежать две старушки и сторож…

— И что было дальше?

Мой спутник остановился посреди скверно освещенного холла, и глаза его блеснули нездоровым огнем.

— О! Это целая история!.. Мне пришлось потратить пять месяцев, чтобы реконструировать события, случившиеся двенадцать лет назад. В то утро больной нищий бродяга Старостин проснулся совершенно здоровым человеком…

Наступил рассвет, и мученик Сергей проснулся…

…в ожидании страшной боли. Боль отступала под утро, но набрасывалась с новой силой всякий раз, когда он в полузабытьи открывал глаза. Он приготовился встретить ее, но она не возвращалась. Поняв, что случилось странное, он вдруг с изумлением понял, что вместе с болью из груди ушла и та трепетная любовь, которая позволяла терпеть страдания и превозмогать спазмы.

Не на том ли он свете?

Но нет, в царствие Его не бывает зловонных матрасов, наполненных нечистотами ведер и скрипучих полов. А здесь доски скрипели с такой силой, что, казалось, это ступени в ад.

Опустив ноги на прохладный пол, Старостин прислушался к звукам на первом этаже. Десятки голосов скрежетали, сливаясь в единый гул, и это было удивительно. В приюте еще никогда не было так шумно.

Опираясь на всякий случай на перила, хотя никакой нужды в этом не было, Старостин спустился по лестнице и увидел, что весь первый этаж заполнен людьми в форме. Десять или двенадцать милиционеров и столько же остроглазых людей в штатском бродили по приюту, бубня что-то себе под нос и друг другу.

— Что здесь происходит? — привычно больным голосом, хотя в этом уже не было никакой необходимости, спросил Старостин у седовласого полковника, стоящего посреди залы с заведенными за спину руками.

— Кто вы? — услышал вопрос Сергей Олегович и тут же ответил: