Макс Нарышкин - Privatизерша

— Постойте, — сдержанно попросила Рита, перебив в очередной раз Айзмана, — я не хочу присутствовать на уроке гинекологии в медицинском университете. Я приехала сюда не для того, чтобы прослушивать курс лекций. Скажите сразу — я могу иметь детей?

— Нет, миссис Чуева.

Артур почувствовал, как у него холодеют в локтях руки. Он понимал, что этот страх перед невозможностью увидеть свое потомство ничто по сравнению с генетической необходимостью видеть таковое женщиной. Природа распорядилась так, что центробежные силы, ответственные за продолжение рода, внутри женщины работают с большей силой, чем в мужчинах. Но он впервые в жизни испытал пустоту в душе. «Боже мой, — подумал он, — что сейчас творится в душе Риты. Я залюблю ее, мы уедем на острова, оставив дела, и я сделаю все, чтобы она отошла…»

Он боялся на нее смотреть. Сейчас в ней умирало что-то, и он не хотел быть тому свидетелем, а тем более священником.

— Док, вы ответили на наш вопрос. Но я хочу спросить еще раз, и пусть вас не смущает, что я настойчив по отношению к тому, о чем уже сказано, как о несуществующем… В природе есть способ изменить ситуацию?

— Подобную вашей?

— Черт возьми, — вскричала Рита, и Артур услышал в этом крике отчаяние человека, стоящего на краю пропасти и чуть двинутом ветром в сторону бездны, — да неужели нас может интересовать проблема кого-то другого?..

— Миссис Чуева… мистер Чуев… — Айзман взял со стола какую-то ручку, нажал на нее, и в комнате погас свет. И тотчас на стене, единственной, что была свободна от офортов, Артур увидел светлое квадратное пятно. Доктор нажал еще, и на пятне отчетливо появились не рисованные, а фотографические, уже было ясно чьи, внутренние органы. — В трех из десяти случаев я успешно применяю тактику трансплантации гамет в фаллопиевы трубы… Этот метод лечения бесплодия схож с традиционным… Ну, когда яйцеклетку также оплодотворяют в лабораторных условиях. — Айзман погладил лоб, подыскивая терминологию, более доступную для людей, не имеющих медицинского образования. — Видите ли, как обстоит дело… Возьмем кусочек красного пластилина, смешаем его с синим и полученную субстанцию поместим в катетер. Это понятно?.. А потом сделаем лапароскопию!..

— Ух ты! — обрадовалась Рита, и Артур понял, что она на грани нервного срыва. — Лампарманскопийу? Я должна была сразу догадаться.

— Простите, я забыл… В общем, чтобы вам было понятно… Во время этой процедуры в небольшой надрез под пупком помещается маленькая камера, после чего захватывают фаллопиеву трубу и вводят туда катетер с оплодотворенными яйцеклетками. Метод основан на удалении препятствий на пути яйцеклетки и сперматозоида, которые возникают по причине наличия различных нарушений в организме.

— Вы хотите сказать, что дело не в мертвой функции деторождения? — пробормотал, наклоняясь к столу, Артур. — Я вас правильно понял?

— Абсолютно.

— То есть… Я могу… иметь детей?

— Нет, — ответил ублюдок Айзман и положил ручку на стол.

— Бред! Это какой-то бред!.. У меня такое впечатление, что теперь это вы виноваты в том, что я не могу иметь детей! Из-за вашего упрямства! Быть может, мы мало предложили в качестве гонорара за лечение?!

— Вы заплатили ровно столько, сколько я прошу с каждого клиента. Дело не в деньгах.

Артур увидел перед собой какие-то блики. Так обычно показывают на экранах лица нагадивших и не желающих отвечать за содеянное ментов.

— Тогда в чем, черт вас возьми? — голосом готовой на все женщины прошептала Рита.

— Быть может, если бы вы были откровенны во время первичного осмотра, и мне удалось бы уладить проблему сразу, возможно, вы не обращали бы меня сейчас в сторону дьявола и не винили меня как первопричину своих несчастий.

— О чем он?

Рита посмотрела на Артура. Это была не Рита. Чужое лицо, чужие глаза, чужие губы.

— Я хочу знать, что происходит…

— Вы ставите меня в крайне затруднительное положение, — сказал Айзман, опуская глаза, и Артур почувствовал, что это не ответ ему, а обращение к его жене.

— Рита?..

Она вынесла в его сторону ладонь и подняла на Айзмана покрытые сетками красных прожилок глаза.

— Мне нужен только один ответ — да. Да, я могу иметь детей. Что я должна для этого сделать?

У Артура было такое ощущение, что его крутят на центрифуге и остановка не намечается. В его присутствии деловито шел разговор, истинный смысл которого при всей простоте фраз и законченности мыслей он не понимал.

— Я боюсь, что психологическая травма причинила вашему организму непоправимый вред, миссис Чуева. Я… правильно трактую проблему травмы?..

— Да, доктор.

Он покачал головой и, стараясь не смотреть на Артура, показал пальцем сначала на освещенную стену, на которой бесформенными пятнами красовались рентгеновские снимки органов малого таза:

— Ваша проблема не там, — и он показал тем же пальцем себе на переносицу, — а здесь.

Она с благодарностью посмотрела на Айзмана.

— Доктор, спасибо за добрый совет. И за… в общем, за все спасибо, — английский Риты был безукоризнен. — Я избавлю вас от недостойной вас сцены.

— Я буду признателен за это…

Они молчали по дороге в «Хилтон», молчали вечер, ночь, и заговорили лишь тогда, когда шасси «Боинга» коснулись посадочной полосы Шереметьева.

— Хотел бы я знать, отчего я вдруг увидел перед собой стену, которая осыпалась, но идти вперед невозможно, потому что столбом стоит пыль.

Самолет делал последний полукруг перед терминалом, она молчала, и Артур, с беспричинной внимательностью разглядывая архитектуру здания, сказал еще раз:

— Наверное, многое я отдал бы за то, чтобы узнать не тайну, которую прячет от меня та, от которой у меня никогда не было секретов, а причину, которая заставляет ее превращать что-то в тайну. И я только сейчас понял, что готов отдать еще больше, чтобы этой тайны не знать.

— Арт, — она положила холодную, как лед, ладонь на его руку, — скажи… милый… родной мой Арт… скажи, чего бы ты не простил мне никогда в жизни?

«Боинг» в последний раз засвистел турбинами, отдавая салют экипажу, доведшему его до земли невредимым, и Рита сквозь шум услышала:

— Я признаюсь своей жене в любви уже двадцать лет. И вот какое удивительное открытие не дает мне покоя. Чем старше мы становимся, тем влюбленнее ее взгляд. Я готов поклясться, что если бы она посмотрела на меня так, как смотрит сейчас, в восемьдесят четвертом, я бы ей не поверил… Нет, не поверил… Не позвал бы за собой и не был счастлив эти годы. Мне не было бы необходимости думать об этом, если бы семь месяцев назад она не сказала, что моему первому признанию не поверила. Но все равно вышла, и что все эти двадцать лет счастлива… Удивительное это чувство — доверие. То есть — любовь.