Макс Нарышкин - Downшифтер

— И ты снова струсил…

— Да! Я снова струсил! Когда стало ясно, что отец Александр вот-вот заговорит, вон тот урод с конской прической поднял ружье и выстрелил! Они тут же ушли, а после того как ты с ножкой наперевес метнулся за ними, я прошел мимо тела священника и вышел через центральные ворота! Я бежал домой как угорелый! Я уже точно знал, что ты придешь…

Майор внимательно слушал, хрюкал и переводил взгляд с Костомарова на меня, силясь понять, кто же из нас все-таки будет его сейчас убивать. В голове моей гудел рой мыслей.

— Они не могли найти никаких денег, потому что я не брал их у Бронислава… — внезапно сверкнула догадка. — Слушай ты, боров! — обратился я к майору. — Как в доме священника оказались триста тысяч, которые потом нашла милиция?

Лицо его затряслось так же, как трясется живот танцовщицы во время исполнения танца.

— Он не скажет, — подтвердил Костомаров, начиная уже всерьез беспокоиться о своем ухе. — Он боится…

— А старуха Евдокия, ясновидящая? — взревел я.

— Ее тоже убили эти подонки, — прохрипел Костомаров. — Кто же еще?

— Что, подумалось, что я отдал бабке четыре с половиной миллиона долларов?! Ты хоть представляешь, поганец, как выглядит такая сумма наличностью?! Или я подарил священнику и древней старухе кредитные карты «Виза» на эту сумму?! — Я склонился над майором, так что он хорошо все слышал.

Покрутив своими поросячьими глазками, он вдруг заговорил. Он соображал — и тут же говорил.

— Когда Бронислав понял, что остановить Гому невозможно, а толку из его поножовщины никакого, он послал меня на помощь…

— И первое, что ты сделал, это стал рвать ногти у православного священника?

Заметив мое движение, Костомаров прикрикнул:

— Не марай рук!..

Скрипнув зубами, я вытер со лба пот.

— Слушай меня внимательно, командированный. — Вынув магазин, я протер пистолет и швырнул его в соседнюю комнату. — Возвращаешься в Москву и говоришь Брониславу: «У него нет твоих денег». Чем мне поклясться, что это так?

Майор не ответил. Он думал, наверное, о том, как ему будут зондировать рану и какие последствия для его психики это повлечет. Но он меня слышал — я знаю.

— Мне нужно забрать из больницы Лиду. Позвони по телефону, скажи, чтобы ее приготовили.

Костомаров снял с висящего на стене телефона трубку, приложил к уху, потом от души выматерился и приложил к другому. Набрал пять цифр и позвал какую-то Таню. Тане он велел выдать выписываемой сегодня больной Полесниковой Лидии одежду и ждать его прибытия.

Еще раз убедившись в том, что в глазах майора ничего, кроме страха, нет, я подтолкнул доктора к выходу.

Через минуту два окровавленных приятеля, у одного из которых имелся серьезный разговор к другому, выбрались на улицу. Мне к такому виду было уже не привыкать, Костомаров чего-то стеснялся. Приблизившись к припаркованному у дома джипу, я пискнул сигнализацией и откинул в сторону заднюю дверь. И сразу нашел то, что искал, — из-под рогожного покрывала торчал лакированный приклад. Вытянув ружье, я переломил его и осмотрел находящиеся в стволах патроны. На каждом из них было написано: «Картечь», при этом один из них был стреляный.

Разломив ружье на две части, я завернул его в рогожу и ссыпал в карманы находящиеся тут же патроны — что-то около десятка. Теперь мы были похожи на двух отбившихся от банды отморозков.

— Подержи! — и я сунул доктору ружье, занявшись обыском салона.

— Господи, никогда в руках оружия не держал… Возьми ты его к чертовой матери, оно выстрелит!

— Не выстрелит, — уверенно заявил я, отнимая у него на всякий случай ружье.

Круг замкнулся. Непонятным оставалось одно.

— Костомаров, объясни мне, откуда отец Александр в тот день, когда я разбился с Лидой на машине, мог знать о восьмистах тысячах рублей, которые я хранил на опушке леса?

Я неплохо разбираюсь в людской психологии. И потому вопрос этот задал скорее в сердцах, чем по нужде. Мне известно, что ответить на него Костомаров не сможет хотя бы потому, что ответа на этот вопрос нет у меня. Эти проклятые восемьсот тысяч — единственный пазл, который не подходит ни по цвету, ни по форме к сложившейся мозаике. Я точно знаю, что не успокоюсь, пока не соберется вся картина, но при этом внутри меня дрожит сомнение, что это когда-нибудь случится…

— Что ты сказал?! — на всю улицу возопил я, когда мне почудилось, что я ослышался. Я находился в таком изумлении, что остановился как вкопанный.

— Я сказал, что отец Александр знал о восьмистах тысячах, потому что я ему о них сообщил.

Меня качнуло, и я стал озираться в поисках нужного мне человека. Этот человек должен был объяснить мне, что общего могло быть у доктора Костомарова с покойным священником.

— Когда? Как?.. При каких обстоятельствах?!

— Когда мы в первый день выпили и ты отправился за деньгами, чтобы одарить храм на Осенней, я отправился следом за тобой. Не знаю, что меня повело. Наверное, я думал, что твое появление не принесет городу пользы… Ты ушел, а я вскрыл твой тайник… Там оказалось восемь банковских упаковок. И я тут же направился к священнику Александру. С одной стороны, я чувствовал себя как вор, но при этом утешался тем, что не собираюсь присваивать эти деньги, с другой — мне хотелось рассказать святому отцу о тебе. Ты ворвался в этот город слишком уж по-московски… И от тебя не веяло тем спокойствием, которым ты хвалился… Как оказалось, я был прав в своих подозрениях…

Я молчал, ожидая дальнейших объяснений.

— Священник попросил меня взять из твоего тайника восемьсот тысяч и схоронить у себя или принести ему. Я отнес деньги ему. Ты новый человек в этом городе, ты необычный человек… и отец Александр хотел убедиться в том, что пропажа денег не изменит твоего стремления к чистоте и покою.

— Какие вы умницы, — вырвалось из меня.

— Здесь свои правила жизни, Артур. Ты жил у себя в столице, вы, крутые парни, все живете в столице, вы придумываете законы, исполняете их, и ни одна падла даже не поинтересуется, чем живут вот такие вот городки! Здесь нельзя прожить день, чтобы не оказаться на виду у всех, здесь свои суждения, свои нормы права! И если в город приезжает человек с чемоданом бабла, то не всем становится ясно, какого черта ему здесь надо! — Костомаров говорил резко, но я видел — он взвешивает каждое слово. — Тут никто не поймет причин, заставивших человека взять билет в один конец на скорый поезд сообщением «Москва — Никуда». Здесь все грезят, спят и видят, как родные провожают их на поезд «Никуда — Москва»! Ты приехал неподготовленным, и неприятности у тебя начались сразу. А вскоре их почувствовал весь город. Чтобы не случилось страшное, а тогда еще никто не думал, что смерть разгуляется и будет ходить с тобой под руку, священник послал к тебе свою дочь… Он хотел убедиться в том, что ты заслуживаешь право жить здесь.