Леонид Рудницкий - Бомж городской обыкновенный

Воцарилось подавленное молчание.

Первым его нарушил Профессор:

– Он был уже почти в норме! – сказал он.

Ему никто не ответил.

– Он утонул? – почему-то почти шепотом спросил Владислав.

– Скорее всего, да, – сказал Толян. – Здесь глубоко и течение быстрое.

– В этом виноваты мы, – заключил Витек.

– Но этого никто не хотел, – возразил Профессор.

Опять молчание. Только шумела великая река московского говна.

– Это был несчастный случай, – сказал Профессор. – В науке такое бывает. И вообще – чего все приуныли? Так или иначе – проблема разрешилась. Разве не этого все хотели?

– Однако силища-то у него какая, – заметил Толян, словно не слыша Профессора, – столько веревок разом порвать.

– Какая силища? – насмешливо парировал Профессор. – Это была гнилая бельевая веревка, – он поднял обрывок и подергал его. – Удивительно, как она вообще его держала.

– А что там ниже по течению? – спросил Витек.

– Очистные сооружения, – ответил Толян, – но до них далеко.

– У него есть шансы выбраться? Толян покачал головой:

– Если не умеет плавать, – никаких.

– А если умеет?

– Небольшие.

– Ладно, – сказал Профессор, сворачивая свою аппаратуру, – давайте выпьем. Заодно и помянем его.

«Это уже второй на моем счету», – подумал Витек.

– Толян, – попросил он, – ты скажи своим, пусть поищут тело. Надо поднять его наверх, пусть похоронят по-человечески.

– Смотри, как бы он еще сам тебя не похоронил, – засмеялся Профессор.

Сон уносил Витька все дальше от дома, как волны широкой реки уносят лодку без весел с одиноким пассажиром внутри – медленно, но неуклонно.

В том городе у него остались друзья, он точно это помнил. Он знал, что они и сейчас там, – не уехали, как он, в поисках лучшей доли, а спокойно живут в родных местах в полном соответствии с поговоркой «Где родился – там и сгодился». Счастливы ли они? И был бы счастлив он, если бы остался? Он не знал. Но в одном был уверен – бомжом он не стал бы никогда.

Однажды, в который уже раз обходя свой квартал в тщетных попытках выйти к дому, он их встретил. Был теплый летний вечер. Они прошли мимо, негромко о чем-то разговаривая. Он не смог разобрать слов. Их было человек пять или шесть. Они его не заметили. Наверное, были увлечены беседой.

Он пошел следом и окликнул их. Никто не обернулся. Могли ли они его не услышать? Между ними было всего лишь метров десять, может, пятнадцать. Он почему-то никак не мог преодолеть это расстояние и приблизиться к ним вплотную.

– Ребята! – окликнул он еще раз. – Постойте, это же я! Сто лет не выделись, а завтра мне уезжать, когда еще встретимся?

Никакого ответа. Они дошли до перекрестка и разошлись, даже не взглянув на него.

Витек остался один. Он был ошеломлен. Не увидели или не захотели увидеть? Он не знал. Он никогда их не предавал и никогда не забывал о них. Если не захотели увидеть, то за что? За то, что он уехал? Не был ли его отъезд много лет назад предательством города, а значит, и их тоже?

Он в растерянности стоял на перекрестке. Здесь все было таким знакомым и таким далеким, что хотелось заплакать. Он понял, что потерял это все окончательно, а теперь уже ничего не вернуть и не исправить.

Он повернул обратно, и в этот раз дом перед ним открылся. Он зашел со двора. У пустой беседки сидел большой кот серо-белой раскраски. Витек узнал его и обрадовался.

– Марсик, – позвал он.

Кот безбоязненно подошел. Казалось, он тоже его узнал. Витек взял кота на руки, чувствуя приятную тяжесть мускулистого тела, покрытого густой короткой шерстью, и вошел в беседку. Он сел на лавочку и почесал кота за ушами. Тот замурлыкал. Витек не очень удивился, что кот до сих пор еще жив. По всем расчетам, он должен был давно издохнуть. Но он сидел на руках и мурлыкал.

– Привет, старик, – сказал Витек.

Кот ткнулся мордой ему в ладонь, прижал уши и затих. Он был соседским и жил этажом ниже. В квартиру Витька он приходил в гости. Кошки чувствуют, кто их любит, и время от времени заходят навестить. Витек кормил его, немного с ним играл, а когда тот просился уйти – выпускал в подъезд.

– Плохо мне, Марсик, – то ли сказал, то ли подумал Витек. – Тошно мне и хочется умереть.

– Как умереть? – спросил кот, не переставая мурлыкать.

Витек не знал, прозвучали ли эти слова в реальности или только в его мозгу. Но опять не удивился.

– Как камикадзе, – объяснил он. – Упасть с самолетом, полным взрывчатки, на какой-нибудь авианосец и потопить его к херам.

– Крепко же тебе досталось, – заметил кот.

Витек не ответил. Он так много мог бы сказать, что говорить было нечего.

Стемнело.

– Жизнь – подлая штука, – наконец произнес Витек.

Они еще немного посидели, а потом Марсик спрыгнул на землю.

– Ну, я пойду, – сказал он, – сейчас хозяева хватятся.

– Давай.

– Ты заходи, если что, – сказал кот. – Я бы и сам зашел, да не знаю, где тебя теперь искать.

Он потрусил к своему окну на первом этаже, забрался на дерево, перепрыгнул на подоконник и исчез в форточке.

Витек посмотрел на свои окна этажом выше. Они были темными. Он пошел к подъезду, но почему-то опять промахнулся и оказался у Дома культуры. В пустом сквере на столбе горела одинокая лампочка. Ветер раскачивал абажур над ней, и кружок света, который она бросала на землю, испуганно шарахался в разные стороны.

Витька вдруг охватила ярость. Ничего больше не осталось в этом городе из его прежней жизни, кроме кота Марсика. Да и его, по правде, тоже не было.

Он стал бить ногами по трухлявому столбу, пока тот не закачался и не упал на землю. Лампочка рассыпалась, провода заискрили и оборвались, стало совсем темно. В кронах деревьев шумел ветер.

Он проснулся и позвонил Нине. Она не удивилась его звонку.

– Нина, – сказал он, – я никак не могу найти свой почтовый ящик. Я ищу везде, но его нет. Только чужие.

– А что в нем? – спросила она.

– Почта. Газеты, журналы, письма. Открытки. Помнишь, были такие заснеженные елки со звездами или цветущие яблони на Первое мая.

Она все поняла.

– Нет больше того ящика, Витя, – сказала она мягко, как больному ребенку, стараясь не огорчить его печальным известием.

– И больше не будет? – спросил он в отчаянии.

Ему показалось, что ее слова оборвали веревочный мостик, на котором он раскачивался над пропастью, и он летит в бездну:

– Нет.

– Но он мне нужен. Ты даже не представляешь как.

– Мне очень жаль.

– У меня больше ничего нет.

– Возможно, тебе это только кажется. Витек помолчал.

– А у тебя был такой?

– Конечно.

– Ты часто вспоминаешь детство?

– Очень.

– И я. А еще я боялся в детстве умереть.

– Я и сейчас боюсь.

– А я уже нет. Я, может, и умру скоро, – вдруг выпалил Витек неожиданно для себя.