Леонид Рудницкий - Клерк позорный

Они и достигли. Но начальство подумало: «А хрен ли его отмечать, трудоголика этого? Трудоголил он без отмечания раньше, пусть трудоголит и дальше».

Добрые люди передали эти слова клерку. Он огорчился, что его не очень ценят, но ненадолго. «Главное, – подумал он, – у меня есть любимое рабочее место».

И все бы ничего, да стал чувствовать клерк, что от долгого сидения на работе жопа его каменеть начала. Захочет он ее почесать, украдкой наклонится на одну сторону, сунет пальцы под ягодицу – а она твердая и холодная. Но зудит, черт побери, как теплая. Почешет кое-как, чуть не ломая ногти, – и опять за работу, чтобы не думать об этом. А задница каменеет все больше. О том, чтобы сходить к врачу, и речи не было. Ведь это же надо покидать любимое кресло, отпрашиваться с работы, выходить под дождь на улицу. В общем, запустил он процесс. Может, медицина и могла ему помочь вначале, но время было упущено. Довел он дело до того, что иглы в жопу лезть перестали, гнулись попросту и все тут.

«Ну и ладно, – решил клерк, – можно жить и с такой жопой, особо она и не мешает».

Так-то оно так, но неудобства некоторые все же появились. К примеру, сел он как-то с размаху на работе на унитаз, не рассчитал немного ускорение – и рассыпалось от его каменной жопы сидение вдребезги. Очень он тогда испугался. Собрал куски, сложил их воедино и тихо выскользнул из туалета. Переживал, чтобы не выяснили, кто это сделал. Но все обошлось. Поорал немного офис-менеджер в пространство, что, мол, что за народ такой пошел, все ломает – и забылось.

Стал он садиться на унитаз осторожно. Сидение потрескивало, но выдерживало.

А жопа все тяжелела. И настало время, когда пришлось сидение поднимать – не было оно рассчитано на такой вес. Пару раз это сработало, но потом он как-то поскользнулся, потерял равновесие и накрыл унитаз своей каменной жопой уже без всякой осторожности. Унитаз жалобно крякнул, постоял немного, словно раздумывая, что же ему теперь делать, и рассыпался на мелкие кусочки. Клерк едва не умер со страху.

Но все обошлось и на этот раз. Он крадучись вышел из туалета и пробрался на рабочее место. Его никто и не видел. Правда, офис-менеджер теперь бушевал гораздо дольше и лез ко всем с расспросами, кто же это такое вытворяет. Но не выяснил. А наш клерк после этого стал ходить на улицу в синюю кабинку – там таких проблем не возникало.

Наступила зима, ударили морозы. В выходные жена потащила клерка на каток.

– Пойдем, клерк, – сказала она, – разомнешь жопу. А то сидишь сутками, никуда не ходишь.

Клерк пошел. Не очень ему и хотелось идти, ведь так уютно было думать о работе, лежа на диване и шелестя бестолковой газетой «БарыгаЪ», да спорить с женой было бесполезно. Каток был устроен на пруду в ближайшем парке. Они взяли напрокат коньки и стали кататься. Но клерк давно уже не катался и почти забыл, как это делается. Он разогнался, потерял равновесие и со всего маху шлепнулся на задницу. А задница-то была каменная, тяжелая, как у памятника. Она проломила лед и потащила его под воду.

Он долго барахтался и цеплялся за края полыньи, но лед обламывался. Коржик бросился навзничь, подполз и протянул ему руку. Клерк уже почти ухватился за пальцы, но тут прозвенел будильник, и Коржик проснулся. А клерк пошел ко дну. Несколько минут Коржик в отчаянии пытался уснуть опять, чтобы все-таки того вытащить, но ничего не получилось. Клерк утонул.

«А не вещий ли это сон?» – думал Коржик, собираясь на работу.

После банка на новом месте было тихо и уютно. Никто не бегал по коридорам со срочными бумагами, не разрывались телефоны, не ломились посетители, не разносили для ознакомления под роспись новые идиотские распоряжения, разработанные отделом внутреннего контроля. Контроля вообще не было. И телефоны не прослушивались. В воздухе не висела агрессивность клерков друг к другу, никто не отталкивал конкурентов в желании лизнуть руководящую задницу.

Все пили чай и смотрели в окна. По Тверской текла праздная публика. Клерки лениво комментировали увиденное и обсуждали свои внеслужебные дела. Разговоры были долгими, неспешными и бесполезными. Такие забываются на следующий день и начинаются заново. Все откровенно коротали время. Не хватало только ковров с подушками в восточном стиле и журчащих фонтанов.

Суета начиналась с приездом директора. Он галопом пробегал по коридору, скрывался у себя в кабинете и начинал кому-нибудь названивать. Его партнеры тут же прознавали, что он уже в офисе, и начинали звонить ему. Клерки принимались звонить им. Те в ответ звонили клеркам. Покой улетучивался.

Директор, которого за глаза звали Толян, приносил с собой суету, но не агрессивность. Поначалу он показался Коржику идеальным начальником. У него не было даже тени высокомерия. Он излучал деловую доброжелательность и демонстрировал хорошие манеры. Он никому ничего не приказывал, а просил сделать, причем в мягкой форме. Коржик мог зайти в его кабинет в любое время и обсудить любой вопрос. Это был тот самый доступ к «телу», о котором он мечтал и которого был лишен в банке с его строгой субординацией. Он опять чувствовал себя топом, а не бесправным мелким клерком. Временами появлялась иллюзия, что все здесь были единомышленниками, делающими общее дело.

Потом он начал осознавать, что не очень-то и понимает суть этого дела. Толян просил секретаршу набрать неведомых Кильду Ураловича, Петра Сазоновича или Сергея Лазаревича. Их фамилии, должности и города не назывались. Однажды новая секретарша Вика затупила и спросила номер очередного таинственного человека без фамилии.

– Лариса знает, – недовольно ответил Толян по громкой связи, – посмотри у нее.

Вика подошла к Ларисе, та молча открыла записную книжку и ткнула пальцем в нужное место, чтобы не произносить вслух. Коржику было понятно, что это какие-то важные перцы в своих регионах, чиновники или начальники, но какова их роль в сложном бизнесе Толяна, оставалось только догадываться. И сам Толян не спешил ее прояснять. Он вообще старался говорить о своем бизнесе как можно меньше. Перед каждым ставилась узкая задача, а общая картина была понятна только ему. И он ревностно оберегал ее от посторонних взглядов. Он почти никогда не устраивал планерок и не анализировал результаты работы. Никто и не знал этих результатов. Коржику было неясно, каким образом он может вклиниться в бизнес, которого не понимает. Что он мог предложить Толяну такого, чтобы стать партнером? Он не знал.

Ему по старой памяти продолжали звонить дилеры с долгового рынка и порой делали выгодные предложения. Но для сделок нужны были деньги.

– Анатолий, давай купим долг этой компании, – предлагал Коржик. – Потом продадим и заработаем.