Сергей Алексеев - Покаяние пророков

— Нет, это первые признаки… Где люди?

— Я сообщила всем, кого вы указали в списке.

— Что же… Позовите… Хотел бы видеть профессора Желтякова в первую очередь. Из Петербурга.

— Его нет… Никто еще не прибыл. Но в передней ждут представитель президента, два журналиста с ОРТ…

— И это все?..

— Нет, еще господин Палеологов, наша аспирантка Лена и врач…

— Почему они не приехали? Вы передали мою волю?..

— Да, я все исполнила, но прошло мало времени, и никто не успел приехать.

Она не могла сказать, что извещенные два дня назад и собравшиеся в доме близкие люди просто устали ждать, когда наступит час прощания, последних наказов или, хотя бы, когда Мастер придет в себя, и под разными предлогами покинули квартиру умирающего. Тем более — наступала ночь. Никто из них не надеялся, что он еще встанет, и потому была общая просьба звонить в любое время дня и ночи, если произойдут какие-то изменения в любую сторону.

— Сейчас же всех еще раз обзвоню! — Лидия Игнатьевна хорошо понимала близких в окружении академика и постаралась их защитить. — Они в пути и приедут!

— Что говорят врачи? — бесстрастно спросил Мастер и снова пошевелил пальцами. — Скоро?..

— Последний консилиум состоялся в шесть часов вечера. Кризис миновал! Дело пойдет на поправку…

— У меня стынут руки. А они говорят — миновал. — Он перевел взгляд на список в руках у сиделки. — Ждут. Все ждут… Кто это составлял?

— По моей просьбе госпожа Наскокина, депутат Государственной Думы.

— Да… Прошу вас, не звоните этой барышне и не впускайте, если приедет сама.

— Она так хотела что-то сказать вам…

— Я при жизни от нее устал.

— Хорошо.

— Почему здесь нет Желтякова? Вы звонили ему? Он приехал из Петербурга?

— Его никто не знает. — Лидия Игнатьевна растерялась. — Я тоже никогда не видела профессора в лицо… Возможно, приехал. Несколько часов назад заходил какой-то человек… Узнал, что вы без сознания, ушел и не представился. Позвоню еще раз в Петербург!

— Сделайте милость, и немедленно, — виолончелью пропел голос Мастера, что означало нетерпение. — И спросите, где он остановится в Москве. Найдите его!.. Не могу умереть, пока не увижу…

Он прикрыл глаза, будто снова впал в забытье, а взволнованная и раздосадованная сиделка тем временем торопливо набирала междугородний номер. И не успела — академик поднял пергаментные веки.

— Идите в другую комнату. А ко мне пригласите представителя президента.

Не прошло и минуты, как на пороге очутился лысоватый краснолицый человек в сером костюме с повадками старого слуги при высокородном господине, что выдавало в нем бывшего партийного функционера.

— Президент выражает глубокое сопереживание и надежду на ваше выздоровление. — Он с порога начал выдавать заготовленную речь. — И продолжает настаивать на помещение вас в «кремлевку», к лучшим врачам…

— Оставьте, — оборвал его академик и указал слабым пальцем на стул у своих ног. — Старость не лечится, он это знает. Когда-то и я должен умереть…

Представитель послушно сел, однако, настропаленный референтами, не мог оборваться на полуслове и не высказать всех обязательных предложений. И, одновременно смущенный, возможно, от радости, что довелось лицезреть Мастера, заговорил обрывками фраз, должно быть, путая теперь две заготовленные речи — у постели больного и над гробом:

— Вся мыслящая Россия осознает… Гордость за то, что мы были современниками великого ученого… Вы интеллигент номер один… Президент намерен лично посетить вас, как только вернется из зарубежной поездки… Вас по праву называют совестью нации…

Несмотря на слабость, академик чувствовал ясность собственной мысли и потому особенно сильно слышал фальшь и неискренность этого человека, но дело было вовсе не в том: что еще должен говорить присланный президентом чиновник? Холод действительно прилипал к подошвам, словно Мастера поставили босым на каменный пол, была опасность, что осталось совсем немного времени, и терять его попусту не хотелось.

— Я умираю, — напомнил он. — И прошу выслушать…

Наконец-то представитель заткнулся, чуть подвинул стул вперед и, склонив лысую голову, замер, как микрофон.

— Передайте господину президенту… Дословно…

— Да, я слушаю. Слушаю!

— Не следует останавливаться на достигнутом. Победа не так близка, как ему кажется, видимы лишь ее некоторые знаки. Материал имеет достаточный запас прочности… Возможен качественный переход. Перекристаллизация твердого тела, чего допустить невозможно. Только законы… физики и тотальный контроль над процессами… Вы все запомнили?

— Могу повторить!

— Не мне — ему повторите: законы и контроль.

— Я не совсем понял… Что это значит?

— Вам и не нужно понимать. Все, больше не задерживаю…

Опытный партийный функционер хорошо осознавал свое положение, больше ничего не уточнял, не вдавался в подробности и не просил разъяснений, но не ожидал столь короткого и скорого наказа.

— Выздоравливайте. — Неловко замялся. — Мы все надеемся… ждем… До свидания!

В последний миг решился — прикоснулся горячей рукой к ледяной грозди пальцев. И это было неприятно Мастеру: окружающий мир отдалялся вместе с уходящим теплом тела…

Лидия Игнатьевна ждала конца встречи за дверью.

— Я разыскала профессора Желтякова! — заговорила шепотом, поправляя потревоженную гостем руку академика. — Он уже в Москве и остановился в гостинице «Космос». Через сорок минут будет здесь.

— Это поздно, — не выражая чувств, проговорил умирающий. — Уходят силы… И начинаются головные боли.

— Позвольте доктору сделать укол. Прошу вас!

— Нет… Наркотики подавляют волю и разум. Хочу умереть в сознании. — Академик потянулся к виску, но не донес руки. — И не могу, пока не увижу профессора… Да, сделайте милость, положите к ногам грелку…

Сиделка метнулась за дверь и через минуту принесла электрический сапог, бережно натянула его на желтые ноги и включила в розетку.

— Сорок минут жизни… — скрипуче и сквозь зубы произнес Мастер. — Возможно, они станут самыми важными… И трудными.

— Закройте глаза и постарайтесь уснуть, — посоветовала Лидия Игнатьевна. — Это вам поможет, и быстрее пройдет время.

— Уснуть? — Его длинное лицо еще чуть вытянулось — кажется, негодовал. — Проспать последние минуты жизни?. А может, и умереть во сне? Нет, слишком великая роскошь… закончить одну-единственную жизнь… Желтяков заставляет меня жить… И страдать.

— В передней находятся тележурналисты, — мягко напомнила сиделка, чтобы отвлечь его от самого себя: академик любил встречаться с прессой, хотя в последнее время редко появлялся на экранах. — Ждут с утра… Уделите им несколько минут.