Оксана Робски - Casual-2: Пляска головой и ногами

– Что хуже: готовиться к передаче и плохо выглядеть или не готовиться, но выглядеть хорошо?

Чудесная передача. В формате канала.

Едем с Антошкой из «Европейского».

Смотрели мультфильм, играли в автоматы. Я люблю мультфильмы. Я все время представляю вместо героев моих знакомых.

Смешно получается.

– Тебе надо туда перестроиться, – говорит мой сын, указывая рукой в левый ряд. Он всегда все знает лучше всех.

У меня на телефоне Регина.

– У них рубрика «Завтрак со звездой»…

– Ну, я же тебе говорила, – перебиваю я, – что к 11 утра я в Москву не поеду.

– Да, и поэтому они согласны придумать новую рубрику. Есть идеи?

– Не знаю. Может, «Обед за городом»?

– Ты неправильно едешь, – тихо, но в самое ухо говорит Антон.

– Спрошу. Еще тут хотят твой рассказ про какую-нибудь коллекцию. У тебя есть фетиш? У каждой приличной звезды должен быть свой фетиш.

– Смотри, тебя уже три машины обогнали: «Мерседес», «Лада» новая и джип, как у папы. – Ребенок висит где-то у меня над плечом, как будто я одноглазый пират, а он – попугай.

– Ну, что фетиш?

– Я, конечно, могу рассказать про мои ершики.

– Какие ершики?

– Для унитазов.

– Когда я езжу на своей машине, я держу руль двумя руками, – шепчет Антон в ухо.

– Для унитазов?

– Да, у меня много.

– Как-то не гламурненько.

– Ага. Скажи, что я в день покупаю по две пары обуви.

– Вот это им понравится!

– Посигналь грузовику – он должен уступить тебе дорогу! – кричит мой сын.

Я понимаю, что собственный ребенок не должен раздражать. Я вынуждена напомнить себе: «Это всего лишь маленький мальчик».

– Антон, а ты не думаешь, что я тебя старше, что меня уважает масса людей, что, в конце концов, я все знаю лучше тебя! А?

– Да, – согласился мой воспитанный ребенок, и мне сразу же стало стыдно.

– Как ты в хоккей поиграл? – начинаю заигрывать, чтобы избавиться от чувства вины.

– Хорошо. Я забил два гола.

– Молодец, малыш! Ты – лучший! Вот я совсем не умею играть в хоккей.

– Я – мужчина.

– Да, ты – мужчина.

Сан Саныч в моем телефоне высвечивается как «охрана».

– Когда камеры будем устанавливать?

– Давай попозже, а то у меня мама. Она уедет, и сразу.

– А людей ставить?

– Ну, тогда же и людей.

Бакст, по-моему, уехал в Париж. Или нет?

Хочется все узнать об этом художнике. Мы видим с ним одинаковые сны. Бродим по ним, как по незапертому дому.

Звонит Алик.

– В Яшчилане продается твоя книга! На английском языке! Я сказал, что ты моя подруга, и продавец захотел сфотографироваться со мной! Я пошлю тебе фотку по MMS! Нет! Сфотографируй себя прямо сейчас и пошли мне! Я подарю ему, он никогда не видел белых женщин!

Я люблю Алика. Как сорок тысяч братьев. Я протянула вперед руку с телефоном, старательно улыбнулась.

Алик перезвонил через минуту.

– Ты поправилась, – сказал он.

– Всего на два килограмма.

– Он решил назвать свой магазинчик моим именем.

Я не стала спрашивать, почему, собственно, не моим?

В детском саду мой сын влюбился. Они решили пожениться сразу, как только вырастут.

– Люся будет жить здесь, с тобой, – делился своими планами Антон, – и наши дети тоже здесь. А я буду жить в Москве.

– Как это в Москве? – удивляюсь я.

– Как папа. В квартире. И я буду к вам все время приезжать.

– Антон, ты что же, хочешь сбагрить мне свою Люсю, своих детей, а сам?

– Я буду работать.

– Привози их мне, – засмеялась великодушная бабуля. – Я как раз уже стану старенькая, мне будет скучно, так что я и Люсе твоей, и детям твоим буду рада.

– Ну, хорошо, – довольно быстро согласился мой сын, – тогда они будут жить у тебя. А я буду приезжать.

– А ко мне?– возмутилась я.

– И к тебе, – кивнул мой сын.

– Послушай, давай я тебе объясню, что такое семейная жизнь…

Позвонила Регина.

– Я думаю, ты еще успеешь, – сказала моя мама и увела сына в игровую.

– Слушай, у них там репортажная съемка на весь день: как ты идешь в тренажерный зал, потом завтракаешь, пишешь, например, ну, и так далее. Я сказала, что весь день – это невозможно.

– Конечно, невозможно, у меня же масса других встреч!

– Ну, они тогда будут просить хотя бы просто интервью… Все-таки глянцевое издание…

– Ну, посмотри, что у меня по расписанию…

– В следующий понедельник, в 5 часов дня.

– Okay. Предупреди визажистку.

– Записываю: «17.00. «Marie Claire». Позвонить Наташе».

Он привез меня домой. Мы стоим у калитки.

Снежинки попадают за шиворот и вредно там тают.

Мы целуемся.

– Я тебя люблю, – говорит он.

Снежинки снуют между нами, я молчу.

– Я так давно не говорил этих слов. Мне сейчас даже кажется – никогда.

Я улыбаюсь, он распахивает передо мной дверь.

Почему он не зовет меня в комнату, похожую на спичечный коробок?

Он наклоняется ко мне близко-близко, шепчет мне в ухо:

– Я люблю тебя.

По инерции – великая сила привычки! – я скромно улыбаюсь, опустив глаза. Дотрагиваюсь до его лица. Мне всегда казалось, что в этом жесте есть что-то интимное и обнадеживающее.

Мое сердце похоже на венок из ромашек. И какой-то добрый, но разбитной ангел гадает на нем.

Рано утром, еще до завтрака, болтая ножками, он отрывает лепесток за лепестком, и иногда выпадает «любит», а иногда «нет».

Когда выпадает «нет», я теряю друзей, я тоскую, я не знаю, куда мне идти, и даже иногда не знаю – зачем?

Зато когда выпадает «любит»!..

Тогда я чувствую запах летнего ветра, и мне кажется, что вселенная – это я; и вселенная эта. наполнена музыкой, такой же пронзительной, как осеннее небо, и каждый инструмент звучит так остро и так тонко – а дирижирую я сама.

… – Твой юрист получил договор? – интересуется мой издатель по телефону. В трубке слышны посторонние звуки, и я представляю себе, как в эту минуту – 11 утра – он знаками провожает очередную девушку, давая ей понять, что начался рабочий день, ее время вышло одновременно с солнцем и у него очень (многозначительное лицо, нос сморщен), очень важный договор.

– Получил.

Все самое важное происходит в постели: любовь, сны и интересные книжки.

Я сладко потянулась. Если каждый день по чуть-чуть тянуться, то начнешь доставать до краев кровати. Наверное. Надо сообщить это журналистам

– Когда подписываем?

– А миллион дашь мне? Он нервно хихикает.

Наверное, девушка еще не ушла и щекочет его за пятку.

– Ну, какой миллион?

– Долларов. Пока что. Хотя, чтобы перебить предложение, ты должен дать миллион двести.

Опять хихикает. И тяжело дышит. Нет, девушки не способны довести издателя до такого состояния. Только деньги.

– Думай, – говорю я.

– Это ты думай. У нас-то все по-честному.

На открытии магазина с техникой торжественно перерезаю ленточку.