Оксана Робски - Casual-2: Пляска головой и ногами

Почему-то картошка и огурцы в шампанском меня не смущали.

– Окрошка без колбасы – это не окрошка! – наигранно обижается продюсер, и девушки одобрительно щебечут что-то в этом же роде.

Они сидят на белом диване, как персидские кошки. Так же вальяжно и уютно. Легко представить себе, как они разбегаются в разные стороны, стоит только грозно сказать им «брысь».

В конце зала громко требовал себе стол добрый приятель всех модных девушек, гомосексуалист с редким, даже для гомосексуалистов, чувством юмора.

– Слушай, – говорю я, поравнявшись с ним. – Там один журнал хочет напечатать фотографию молодого человека, который был моей первой любовью. Ну, фотографию, его рассказ, как это было, и все такое.

– А что? Прикольно, – отвечает он.

– Ну, в том смысле, каким он был и каким стал. Понимаешь?

– Ты хочешь, чтобы я был твоей первой любовью?

– Ага.

Он хохочет.

– И я им скажу, что с тех пор не смог влюбиться ни в одну женщину!

Иду дальше, приветливо кивая направо и налево.

Какие-то лица за другими столами. Незнакомые, которые кажутся знакомыми, и знакомые, которых не узнаешь. Но все равно улыбаешься и здороваешься.

Вообще, звезды в России – самые воспитанные люди.

До тех пор, пока твои фотографии не появляются в журналах, ты – просто на всякий случай, – встретив кого-нибудь, отворачиваешься. После – так же на всякий случай – радостно улыбаешься.

– Привет! – встречаю условно знакомого мне человека. Я читала в журнале, что он стал художником. Мне понравились его работы. Такие же яркие, как мои мечты. И такие же абстрактные. – Поздравляю! Я видела твои картины и совершенно влюбилась в них! Супер!

Мы целуемся, обнимаемся. Он доволен.

– Какие картины? – спрашивает он.

– Твои! – радуюсь я. – В журнале!

Он протягивает мне бокал, мы чокаемся.

– Я не умею рисовать! – говорит он.

Ресторан наполнен гулом голосов, тапера почти не слышно.

Я уже понимаю, что с кем-то перепутала его.

– Желтая пресса? – предполагает он.

Я киваю.

У него звонит телефон.

– Да, здорово! – кричит он в трубку. – В «GQ»! Мне тут журнал принесли, так там написано, что я художник! Ага… Вот и скажи мне, как художник художнику: ты едешь?

К нам подходит молоденький промоутер одного из модных клубов. Целует меня в щеку, демонстрируя окружающим панибратское отношение со звездами.

– Видишь, кто с моей бывшей девушкой сидит? – он одними глазами, не оборачиваясь, показывает в сторону выхода.

– Кто это? – вежливо интересуюсь я.

Он почтительно называет номер в «золотой сотне» списка «Forbes». Из четвертой двадцатки.

– Ты что, всех знаешь? По номерам? – удивляюсь я.

– Я вообще-то считаю себя образованным человеком, – обижается он. – Я знаешь сколько журналов читаю?

– Здорово. Молодец, – я одобрительно киваю.

И мысленно представляю, как смешно будет выглядеть сегодняшний вечер в моем дневнике. Особенно этот эпизод.

Я возвращаюсь за наш стол.

Катя красит губы, заглядывая в пудреницу.

Рядом с Мариной Сми – молодой человек в розовом галстуке и сиреневом пиджаке.

Его смущает девственность нашего стола, и он заказывает вазу с фруктами.

Углеводы на ночь никто не ест.

Катя кладет в каждый бокал по клубничке и произносит тост. За мой отъезд.

Приехала Чернова и не сказала Кате, что та похудела. Катя это заметила, но виду не подала. Пока.

Мельком взглянув на незнакомого молодого человека в розовом галстуке, Чернова шепчет мне в ухо:

– Сережа в больнице. Он хотел отравиться. Еле откачали.

Мы смотрим друг другу прямо в глаза.

Сережа – ее девятнадцатилетний сын. Его недавно выгнали из колледжа в Америке. Из школы в Англии его выгнали в прошлом году.

– Я только что оттуда, – очень серьезно говорит Чернова. – Не дай бог никому…

…Первый раз мой маньяк позвонил мне, когда я была в тренажерном зале. Редкий случай. Как потом выяснилось, гораздо более редкий, чем звонки маньяков.

Он попросил меня к телефону.

– Я вас слушаю! – почему-то игриво ответила я.

Это было еще то время, когда я не говорила нагло в трубку: «Нет, ее нет по этому телефону. Запишите номер ее директора. Ее зовут Регина», даже не пытаясь менять голос.

– А что вы делаете сегодня вечером? – без всякого выражения поинтересовались в трубке голосом, от которого потом еще целый год меня бросало в жар.

– Вечером? – Я глупо захихикала, вот что значит: спорт вырабатывает адреналин. Зачастую – излишний. – Ас кем я говорю?

– Ну… скажем так… я хотел бы прочитать вашу книгу. Где ее можно купить?

– Послушайте, вам надо позвонить в издательство. А вообще-то во всех магазинах… – Тренер уже кивал мне, стоя рядом с огромным тренажером, похожим на пыточный инструмент времен инквизиции.

– Но, я думаю, нам все равно придется с вами встретиться, – сказал голос.

– О! – вдруг оживилась я, как самая последняя дурочка. С тех пор в тренажерном зале я отключаю телефон. – Так, может быть, вы – маньяк?

– Маньяк? – Голос в трубке неожиданно повеселел. – Точно: маньяк.

– Знаете что, господин маньяк? Всего вам доброго.

– А я вам этого не пожелаю…

Я бросила трубку. «Идиот какой-то», – уговаривала я себя. Но на душе было тоскливо и тревожно. Как в детстве, когда маму вызывали в школу. Когда ты не догадываешься, что будет, но одно знаешь наверняка: точно ничего хорошего.

– One! Two! Three! – скандирует моя эпиля-торша, громко, бодро, с улыбкой старшей пионервожатой. Она работала эпиляторшей в Варшаве, потом – в Лос-Анджелесе, теперь – у нас.

Она так кричит, что кричать самой уже нет смысла.

– One! Two! Three! – Рывок. Улыбка. – Fashion is a lifestyle! One! Two! Three!

Интересно, если с утра по сто раз слушать: «Fashion is a lifestyle!» – это как-то отразится на поведении в течение дня?

После эпиляции нельзя принимать ванну. Зачем же я ее налила? Да еще высыпала туда полкоробки соли из Лондона, из «Halkin Hotel»?

– One! Two! Three! – Последний рывок, и я снова могу надеть мини-юбку.

Очень удобно: моя эпиляторша делает еще и маникюр. Я опустила пальцы в ванночку с теплой водой.

Зазвонил телефон. Номер моей подруги Кати Беру трубку мокрыми руками.

– Дома? – Мне ее голос показался каким-то неестественным. Я пристроила трубку на плече, отправляя пальцы обратно в тепло.

– Дома. Привет. У меня маникюр. Ты куда вчера пропала?

Всхлипывания, стоны, частые гудки.

Маникюрша вытирает мне правую руку, и я набираю номер Кати. Левая – в ванночке.

Я одновременно и слышу и вижу свою взлохмаченную, зареванную подругу. Слышу «алле» в трубке, вижу – в дверях моей ванной.

– Катя! Бедная моя! Что случилось?

Подушка под мышкой, слезы, запах перегара.

Катя еще не ложилась со вчерашнего вечера.