Амели Нотомб - Словарь имен собственных

Плектруда становилась одной из лучших учениц школы. Конечно, она была не самой худой, но, без сомнения, самой грациозной: ее движения отличались той изумительной свободой, которой капризная природа наделяет при рождении одних и лишает других; в последнем случае этот изъян ничем не восполним.

Кроме того, Плектруда была самой хорошенькой из воспитанниц, что также способствовало ее успеху. Даже при весе в тридцать пять килограммов она не походила на тех высохших мумий, чью худобу нахваливали педагоги: глаза танцовщицы озаряли ее личико фантастической красотой. А педагоги знали – хотя и скрывали от учениц, – что внешнее очарование необыкновенно важно при отборе танцовщиц-звезд, и в этом отношении природа одарила Плектруду много щедрее, чем других.

Однако ее тайной и мучительной заботой стало здоровье. Она никому не признавалась в этом, но по ночам ее терзали такие жестокие боли в ногах, что она едва сдерживала крик. Ничего не понимая в медицине, Плектруда все же угадывала причину: она давно уже исключила из своего рациона абсолютно все молочные продукты. Дело в том, что она заметила: стоит ей съесть несколько ложечек обезжиренного йогурта, как возникает ощущение «раздутости» (интересно было бы выяснить, что она понимает под этим словом).

А ведь обезжиренный йогурт был единственным молочным продуктом, разрешенным в училище. И обходиться без него означало полностью лишить себя кальция, который должен укреплять кости растущих подростков. Как бы ни были безумны взрослые, работавшие в училище, ни один из них не стал бы советовать детям отказаться от йогурта, его ели самые тощие из воспитанниц. Плектруда же объявила ему бойкот.

Этот отказ вскоре повлек за собой невыносимые боли в ногах, особенно в те часы, когда девочка сохраняла неподвижность, иными словами, ночью. Чтобы хоть как-то справиться с этой мукой, нужно было встать и походить. От ходьбы становилось легче, но первый шаг был истинной пыткой; Плектруда кусала платок, чтобы не закричать. И каждый раз ее преследовало ощущение, что кости выше и ниже колен вот-вот сломаются.

Она понимала, что причиной ее мучений было отсутствие кальция. И все же не могла решиться взять в рот этот проклятый йогурт. Сама того не зная, она стала жертвой психического механизма анорексии, когда любое ограничение считается необратимым, а каждый лишний кусок вызывает невыносимый стыд.

Плектруда похудела еще на два килограмма, и это утвердило ее в мысли, что обезжиренный йогурт «слишком тяжел» для нее. Когда она приехала домой на пасхальные каникулы, отец сказал ей, что она превратилась в скелет и выглядит ужасно, однако мать тотчас осадила его, громко восхитившись красотой Дочери. Клеманс была единственным членом семьи, с которым Плектруда общалась не без удовольствия: «Она, по крайней мере, понимает меня!» А сестры и Розелина смотрели на нее, как на чужую. Она больше не принадлежала к их миру: у них не было ничего общего с этим живым скелетом.

Потеряв два килограмма, юная танцовщица утратила вместе с ними почти все оставшиеся чувства. И потому отчуждение близких нисколько ее не огорчило.

Плектруда восхищалась своей жизнью: она чувствовала себя героиней в борьбе против земного притяжения, с которым сражалась собственным оружием – постом и танцем.

Как уже говорилось, взлет в прыжке был царством Грааля, и среди множества рыцарей, его ищущих, Плектруда была ближе всех к цели. Так стоило ли обращать внимание на ночные боли, когда впереди сияла вожделенная награда за труд?

Проходили месяцы и годы. Танцовщица душой и телом прилепилась к училищу, как монахиня-кармелитка к своему ордену. Вне его стен спасения не было.

Плектруда становилась восходящей звездой. О ней уже говорили в дирекции Оперы, и она это знала.

Ей исполнилось пятнадцать лет. Ее рост не изменился: все тот же метр пятьдесят пять, со дня поступления в училище она не подросла ни на сантиметр. Вес: тридцать два килограмма.

Иногда ей казалось, что раньше она вообще не жила, а прозябала. И она мечтала только об одном: чтобы ее жизнь никогда не менялась. Восхищение окружающих, реальное или воображаемое, подменяло собой все.

Знала она также, что мать любит ее до безумия. И хотя она принимала ее любовь как должное, это сознание служило ей надежной опорой. Однажды она заговорила о боли в ногах с Клеманс, но та лишь воскликнула:

– Какая же ты мужественная, моя девочка!

Плектруда с удовольствием выслушала эту похвалу. Однако она смутно ощутила, что матери следовало сказать что-то совсем другое. Что именно? Она не знала.

И случилось то, что должно было случиться. В одно ноябрьское утро Плектруда встала, как всегда кусая платок, чтобы не закричать от боли, и вдруг рухнула на пол; послышался хруст бедренной кости.

Она не могла двинуться с места, пришлось звать на помощь. Ее отвезли в больницу.

Врач, еще не видевший больную, стал просматривать ее рентгеновские снимки.

– Сколько лет этой женщине?

– Пятнадцать.

– Что?! Да у нее кости дряхлой старухи!

Плектруду подвергли допросу. Наконец она созналась, что уже два года не ест ничего молочного – и это в возрасте, когда организм испытывает огромную потребность в кальции.

– Вы страдаете анорексией?

– Да нет же, что вы такое говорите! – искренне удивилась Плектруда.

– Вы считаете, что это нормально – весить тридцать кило в вашем-то возрасте?

– Не тридцать, а тридцать два! – поправила она.

– Ну, невелика разница!

Тогда Плектруда прибегла к аргументам Клеманс:

– Я балерина. При моей профессии лишний вес нежелателен.

– Не знал, что балерин набирают в концлагерях.

– Вы с ума сошли! Кто вам позволил оскорблять мое училище?

– А как же, по-вашему, я должен назвать заведение, где подростков толкают на самоубийство? Да я в полицию обращусь! – воскликнул врач, оказавшийся не робкого десятка.

Плектруда инстинктивно поняла, что должна встать на защиту своего ордена:

– Нет, не надо! Я сама во всем виновата! Я тайком лишала себя пищи, никто не знал!

– Лучше скажите: не желал знать. И вот результат: обыкновенное падение повлекло за собой перелом бедра. В обычном случае вам достаточно было бы месяц полежать в гипсе. Но при вашем состоянии гипс вам обеспечен на много месяцев. Я уж не говорю о следующем, восстановительном периоде.

– Как… значит, я еще долго не смогу танцевать?

– Мадемуазель, вы больше никогда не сможете танцевать.

У Плектруды остановилось сердце. Она впала в забытье, близкое к коме.

Через несколько дней она пришла в себя. Кончилось спасительное беспамятство, Плектруда вспомнила жестокий приговор. Приветливая медсестра подтвердила вердикт врача: