Эдуард Лимонов - Палач

— Ах, — вздохнул Оскар, — вот мы и опять в тебе, вот. Маленькая девочка смирилась и закрыла глазки, не в силах противостоять очередному мужчине. Беспомощная девочка, — шептал Оскар, ебя Наташку в ее порочную мякоть.

— Да, беспомощная девочка, да, — прошептала Наташка. — Да.

— Ох, мы все любим ебать нашу девочку, все любим снимать с нее трусики и ебать ее в незащищенную, сдавшуюся пипочку, — нашептывал Оскар в Наташкино ухо. У Наташки, полураскрытые, подрагивали губы. — Мы, старые и толстые, молодые и стройные, черные, американцы, всякие, мы любим ебать нашу принцессу, нашего ангела и оставлять в ее глубине нашу сперму…

— Да, все мальчики, да, всего мира, да, любят ебать меня… — шепчет Наташка.

— И я сейчас выплесну мою сперму далеко в горячую глубину нашей девочки, обрызгав ее розовые внутренности… Туда, где еще не высохла сперма других мужчин, в нашу девочку…

— Да, плесни, плесни туда, брызни ею… белой, — шепчет Наташка, скорчившись и ерзая под Оскаром. — А-а-ааааааааа! — орет Наташка.

— Р-р-рррррр! — рычит Оскар, и они кончают вместе, Наташка — обнимая Оскара крепко-крепко тоненькими руками.

Сюзен и Оскар нюхают кокаин в его спальне. Сюзен голая, Оскар же одет в токсидо, в рубашку со стоячим воротничком, он при бабочке, золотые запонки украшают манжеты, на ногах — лаковые туфли, Оскара забавляет такое сочетание. Совершенно голая писательница сидит на стуле. Иногда она поднимает одну ногу и ставит ступню на сиденье стула, при этом бессознательно открывая бледно-розовые внутренности своей пизды на обозрение невозмутимому Оскару в бальной одежде.

— Я знаю, почему ты так привлекателен для меня и для других женщин, Оскар, — продолжает миссис Вудъярд, подвигая Оскару круглое зеркало с несколькими линиями кокаина на нем и передавая ему пластиковую трубочку, косо срезанную на конце, — через такие трубочки бедные люди пьют свою кока-колу в Макдональдсах. — Знаю, — убежденно повторяет миссис. — В тебе есть тайна. Непроницаемая, холодная, глубокая тайна… Женщины обожают таинственных мужчин. Мы очень любопытны… И вот мы знакомы уже три месяца, и, увы, я ни на шаг не приблизилась к разгадке этой тайны.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Оскар невинно и, втянув в обе ноздри по линии, пододвигает зеркало к Сюзен. Разговор ему приятен.

— Видишь ли, — Сюзен отодвигает зеркало к центру стола, — тебе никто не нужен. Ты живешь один и впускаешь в свою жизнь женщин, только когда ты этого хочешь. Ты ни к кому не привязан. И в то же время в тебе есть невероятное обаяние, невероятная внутренняя легкость и свобода, которые заставляют меня, например, смиряться с тем, что тебя нельзя присвоить и что ты ебешь других женщин. — Сюзен смеется. — Даже дорогие подарки ты принимаешь с высокомерным равнодушием. Но вместо того чтобы разозлиться на твою неблагодарность, я почтительно принимаю твое высокомерие… Благоговею перед ним…

— Не забывай, что я твой мастэр, ты моя рабыня, — роняет Оскар.

— Да, господин, — чуть насмешливо соглашается Сюзен, — но не только это. Нечто еще… — Она задумывается.

— Напиши обо мне книгу, — предлагает Оскар. Он идет в кухню, достает из холодильника бутылку шампанского и возвращается, захватив по пути два бокала.

— Напишу, — соглашается Сюзен. — Я понимаю, почему ты привлекателен и помимо секса, Оскар, — продолжает Сюзен. — Ты, может быть, единственный человек, который не играет, не лжет себе и другим. Я была потрясена, когда ты представился Кати как неудачник. Я подумала тогда: «Этот человек ничуть не заботится, что о нем подумают другие!» Потому с тобой очень легко. — Сюзен замолкает.

— Спасибо, — наклоняет голову Оскар. — Мне очень лестно…

— Ты знаешь, Оскар, — перебивает его Сюзен, — до тебя у меня не было в моей жизни мужчины, с которым я могла бы вот так сидеть голой, болтать и не думать о том, что он может заметить несколько складок на моем животе. — Сюзен мечтательно улыбается. — Я помню, когда ты раздел меня и я стеснялась, а ты, очевидно, понял это и, подведя меня к зеркалу, сказал: «Посмотри на себя, Сюзен, ты же красива! Посмотри, какой у тебя белый крупный женский живот. Полюбуйся на свою массивную попку, на мягкие и нежные ляжечки… Ты сладкий, мягкий кусочек, Сюзен…» Ты похвалил мое тело, не мой талант. Единственный! Ты даже не представляешь себе, как я была тебе благодарна, Оскар! Мои любовники ебли меня молча и, может быть, в воображении своем представляли, что ебут Брук Шилдс или Кати Стюарт. Ты же ебал меня и хлестал плеткой меня…

Сюзен остановилась.

— Честно говоря, я вначале очень испугалась твоей необычной сексуальной практики, но потом… — Сюзен нежно погладила Оскара по щеке ладонью, дотянувшись до него со стула. — Вряд ли я теперь могу обойтись без «этого» в моей жизни. Ты необыкновенный человек, Оскар, и я тебе очень благодарна. Ты сверхчеловек…

Оскар подумал, что Сюзен-писательница ему льстит, и, если бы Сюзен знала, как легко способна довести сверхчеловека до слез русская кукла Наташка, она бы тотчас изменила свое мнение о неуязвимом Оскаре, сверхчеловеке и супергерое. К счастью, миссис Вудъярд никогда не сможет разгадать тайну Оскара. Оскар этого не позволит.

— Из твоих наблюдений надо мной получается, что Оскар Палач вполне неплохой парень, — смеется Оскар. — Я-то думал, что я чудовище. Следовательно, мне следует несколько изменить мой имидж. Заострить и ужесточить его. Немедленно займусь этим, на следующей же неделе.

Оскар глотает шампанское, пузырьки покалывают рот. Он ставит бокал на столик и, нагнувшись к груди миссис Вудъярд, целует ее в сосок.

— Спасибо, Сю, за комплимент, очень тронут, — объявляет он. Рука его направляется между ног миссис, теплая, опускается на белый клочок войлока и подковыривает войлок двумя пальцами.

— Ой-й! — стонет миссис. — Ох-х!

К несказанному удивлению Оскара, в «Жирафу» Женевьев явилась не одна, но с мужчиной. Женевьев сама назначила Оскару встречу в «Жирафе» на Ист 58-й улице, пригласила его на обед, посему Оскар с удивлением посмотрел на толстого, на полголовы выше Оскара мужика с простоватым лицом, но все же представился, соскочив для этого с табурета в баре, где он пил белое вино:

— Оскар Худзински!

— Стив Барон, — назвал себя мужик, взяв руку Оскара мясистой рукой.

— Стив — писатель, — прокомментировала охотно Женевьев, уже поцеловавшаяся с Оскаром. — Недавно вышла его книга у «Харпер энд Роу» — «Выбор Елены», — ты, конечно, о ней слышал?

Оскар слышал о книге. Двенадцать лет Стив Барон вымучивал «Выбор Елены» и наконец осчастливил мир восьмисотстраничным кирпичом. Вареный клей — тяжелое, трудночитаемое тугое варево из слов — вот что представлял из себя «Выбор Елены». Очередная эксплуатация темы Второй мировой войны и уничтожения нацистами евреев. Половина героев книги, как и следовало ожидать, были злодеями, половина — жертвами. Книга намеренно была рассчитана на то, чтобы вызвать сочувствие еврейских читателей Нью-Йорка. «Выбор Елены» был полон псевдогуманистических рассуждений и всем известных истин.