Айрис Мердок - Честный проигрыш [= Довольно почетное; Вполне достойное поражение]

— Когда появится Джулиус?

— Он уже появился.

— Ты не сказал мне.

— Я сам узнал только утром. Его письмо пришло ко мне на работу.

— Почему на работу?

— Потому, глупенький, что домашнего адреса он не знает.

— О!

В первые два года своей связи Саймон и Аксель жили в небольшой квартире Акселя в Бейсуотере. Но год назад они купили дом в Бэронс-корте, и Саймон все еще с удовольствием занимался его обустройством. Аксель был равнодушен к обстановке. Саймон воспринимал покупку дома как знаменательный шаг. Аксель воздерживался от признания, что их союз строится в расчете на долголетие, и категорически отказывался от планов на будущее.

— Когда ты в последний раз видел Джулиуса, Аксель?

— Около четырех лет назад. Еще до его отъезда в Южную Каролину и совсем незадолго до нашей с тобой исторической встречи в Афинах. А ты когда видел его в последний раз?

— Страшно давно. Наверно, лет шесть назад. У Руперта. Но по сути я с ним почти не знаком. Он никогда не обращал на меня внимания.

— Не надо говорить об этом так удрученно.

— Я вовсе не удручен. С чего бы? Ведь он был другом Руперта. Забавно, что он ни разу не видел нас вместе.

Аксель был сверстником Руперта и его коллегой по государственной службе. Умный, холодноватый, молчаливый. Как брат Руперта, Саймон был с ним немного знаком, но даже и не подозревал о его гомосексуальности. Вероятно, полагал Саймон, об этом не знал и Руперт. Саймон догадывался о том, что брату было не слишком приятно, когда его старый друг и коллега вступил в связь с его младшим братом, но, разумеется, обсуждать Акселя с Рупертом было теперь немыслимо. В студенческие годы Аксель имел любовников, затем прожил какое-то время с зубным врачом, эмигрировавшим позднее в Новую Зеландию.

К моменту неожиданной и все перевернувшей встречи с Саймоном в Афинах Аксель уже несколько лет был один и, как он сам признался Саймону, смирился с мыслью об одиночестве до конца своих дней. Он никогда не охотился за партнерами. «Встреча с тобой — моя фантастическая удача, малыш», — обмолвился он однажды, и эти слова надолго радостно озарили жизнь Саймона.

— Мы снова опаздываем, Аксель. Ты всегда делаешь так, что мы опаздываем к Руперту. Подозреваю, ты это нарочно.

— Возможно, ты и прав, милый.

Саймон знал, что Аксель счел дурным тоном приглашение Руперта на юбилей свадьбы. Но вслух об этом ничего сказано не было. Руперт и Аксель оставались близкими друзьями. И Саймона, хотя он и любил старшего брата, эта близость слегка беспокоила, так же как прежде беспокоила близость Руперта с отцом, хотя их альянс всегда был направлен только на его благо. В детстве он необыкновенно любил мать (в прошлом актрису), умершую, когда ему было десять. Отрочество прошло под нежной опекой отца и старшего брата. Это и вызывало благодарность, и тяготило. Отец умер, когда Саймону было двадцать. Руперт до сих пор невольно сохранял отеческий тон.

— Давай пригласим Джулиуса на обед, — сказал Саймон. Невольно слетевшие с губ слова были реакцией на промчавшуюся в мозгу цепочку картинок, первая из которых тет-а-тет Акселя с Джулиусом, за ланчем. Саймон прекрасно готовил и любил принимать гостей. Гордясь своим ménage с Акселем, он с удовольствием демонстрировал его избранному кругу друзей.

— Если хочешь. Выбери день, и я пошлю Джулиусу приглашение.

— Где он остановился?

— В отеле «Хилтон». Но это временно: он подыскивает квартиру.

— О! Значит, он собирается здесь поселиться?

— Да.

В самом начале их совместной жизни Аксель прочитал Саймону лекцию о своих взглядах на ревность. Суть ее заключалась в словах: «мы должны доверять друг другу и не ревновать». Саймон тогда кивнул, однако контролировать свои эмоции он мог не больше, чем работу своего кишечника. Стоило любому мужчине приблизиться к Акселю, как Саймона тут же пронзала боль. На деле Аксель и сам был ревнивцем, что, вероятно, как раз и определило серьезность прочитанной лекции.

— Как прошел день у вас в музее, милый?

— Да как обычно. Свара А. и В. продолжается. А что у тебя в офисе?

— Скука. Совещание по балансам платежей тянулось невыносимо долго. Ужасно жаль, что не Руперт вел заседание.

Аксель неоднократно объяснял Саймону, что значит «баланс платежей», но Саймон так и не понял. Спрашивать снова, он это чувствовал, было неловко.

— Ты плавал сегодня?

— Да, это было чудесно.

— Ты прямо-таки пристрастился. Хильду видел?

— Да. Аксель, Морган возвращается.

— Вот как? Когда же?

— Скоро. Дней через десять. Не знаю, известно ли ей, что и Джулиус будет в Лондоне.

— Очевидно, она будет жить у Руперта с Хильдой.

— Скорее всего, да. Кстати, Хильда просила не говорить Таллису о ее возвращении.

— И почему же?

— Ну, неизвестно, захочет ли Морган увидеться с Таллисом. К чему же тревожить его понапрасну?

— Я всегда против скрытности.

Вторым вопросом, по которому Аксель прочитал лекцию в начале их любовной связи, был вопрос правдивости. «Не лги мне, даже в мелочах. И никогда ничего не скрывай. Любовь должна не ведать страха». К удивлению Саймона, вскорости выяснилось, что и это нелегко. Оставалось признать, что скрытность и уклончивость лежат в основе его характера. Пристально наблюдая за собой, Саймон на каждом шагу обнаруживал мелкую, почти бессмысленную ложь и неизбежное приукрашивание чуть не любого рассказа. Однажды он признался в этом Акселю и был вознагражден необычно яркими для того проявлениями любви и нежности. Со временем огрехов становилось меньше, и все они относились к вещам незначительным. Но что-то от прежних привычек оставалось. Сам Аксель был педантично правдив. И в этом случае серьезность лекции вызвана была, вероятно, изначально возникшим предположением о шаткости принципов Саймона в данном вопросе.

— Мне кажется безнравственным утаивать эту новость от Таллиса.

— Обсуди это с Хильдой. — О господи, пронеслось в голове Саймона, неужели нам предстоит еще один неприятный вечер! Аксель бывает иногда таким жестким. — Давай как-нибудь позовем к нам Таллиса, — сказал он вслух. — Мы ведь не видели его целую вечность.

— Это внезапное желание увидеть Таллиса показывает, что тебе интересно влезть в подробности.

— Ты, право, странный, Аксель. Всегда избегаешь встречаться с людьми, если у них хоть какие-нибудь неприятности.

— Интерес, проявляемый в таких случаях, низмен.

— Но я, как и раньше, хорошо отношусь к Таллису. Мы оба к нему хорошо относимся. Почему же нам не интересоваться его делами?

— Любая форма участия неизбежно будет вульгарной. И поэтому лучше в данный момент не общаться с Таллисом. Помочь ему мы не можем, а играть роль глазеющих туристов недостойно.