Эдуард Лимонов - Последние дни супермена

Когда Супермен вошел в ливинг-рум, его уже ожидала там незнакомая ему леди с таинственной улыбкой, прижав ко рту неизвестно откуда взявшийся черный длинный мундштук с серебряным ободочком у рта, попыхивая сигареткой.

— How do you do, sir? Готовы ли вы сопровождать the right and honorable lady в ресторан?

— Убийственно! — изрек, обойдя девчонку, Генрих. — Выглядишь, как героиня романа «Грэйт Гэтсби». Правда, я забыл, как ее зовут. Но ты даже лучше выглядишь. Действительно, девчонкины белые плечики и руки, вся нежная верхняя половина тела, выступающая из розового шелкового лобстерного панциря, выглядела очень трогательно и резко контрастировала с определенной вульгарностью платья. Они, в их двадцатые (впрочем, Супермен не был твердо уверен, что платье, выбранное Алиской, именно принадлежит к двадцатым годам. Может быть, и к пятидесятым) годы кое-что понимали в соблазнений. «Во всяком случае, — подумал Генрих, — их женщины были куда более женственны, чем наши, и их мужчинам наверняка хотелось их девочек больше… Не то что сейчас, — подумал Супермен с осуждением, но вовремя спохватился, что он — передовой сын своего века и, таким образом, не должен возражать против космических нравов своего времени…. — Fuck them, — подумал Супермен, — пусть носят брюки. Но что может быть лучше узкой юбки, туго обтягивающей задик девчонки и соблазнительно уходящих под юбку ног… Может быть, брюки придумали коротконогие и кривоногие?..»

— Нравится? — спросила девчонка, нахально улыбнувшись, уверенная в своих чарах. Или, может быть, в чарах розового шелка.

— Очень, — честно сказал Супермен и захотел тут же потрогать и присвоить красивое, как, впрочем, все без исключения мужчины сделали бы на его месте. Он подошел к Алиске и, о ужас и хамство, он, голый, прижался к девчонке и схватил ее обеими руками за шелковый зад.

— Эй! — закричало дитя, отбиваясь от Супермена и его губ, забродивших по белой шейке леди-девчонки. — Перестань, развратник, перестань сейчас же! Ты меня всю помнешь! И испортишь…

Это «испортишь» внезапно развеселило Супермена.

— Как можно испортить то, что уже испорчено, — зафыркал Генри. — Ты, маленький извращенец, позволяешь fuck себя мужчине, который годится тебе в отцы, еще бы чуть-чуть — и в дедушки! Извращенец!

— Ну, это уж ты загнул, что в дедушки, — захохотала Алис, отглаживая руками и оправляя платье, якобы измятое Суперменом. — Точно, Генри, тебе нужно лечиться, у тебя комплекс возраста. Хочешь, я отведу тебя к доктору, дядя Генри?..

— Заткнись, маленькая щель! — заорал Супермен и побежал в спальню вытащить оттуда свой костюм. — Заткнись!

Все шкафы мадам Боннард были забиты ее старыми вещами и были наглухо закрыты, только один, самый небольшой шкаф с зеркалом, вмещал собственно одежды Супермена…

— Когда ты станешь действительно старым, — услышал Генрих нагловатый вкрадчивый голосочек из ливинг-рум, — ты легко догадаешься об этом… Знаешь как?

— Как? — глупый Супермен проглотил наживку.

— I will leave you! [100] I will leave you! (англ.) — Я покину тебя! — пропела маленькая потаскушка.

— Я брошу тебя первым! — заорал Супермен, выскакивая из спальни, на ходу застегивая свои новые-старые, черные, вчера приобретенные брюки и пытаясь поймать девчонку, может быть, для того, чтобы отшлепать ее по белой английской попке, или, может быть, чтобы просто помять в наказание за наглость.

— Ой, ой, бастард, не бей маленьких! — завизжала Алис-демагог. — Police! Police! Старый извращенец пытался меня изнасиловать. Мсье агент, арестуйте его. Он показал мне член… Да-да, мсье агент, красный член. Распахнул пальто и показал член. — Девчонка приговаривала все это, в то время как настигнувший ее Супермен пытался, свалив ее на кресло, задрать девчонкин шелк и отхлестать непослушницу. Не тут-то было, она вцепилась в подол своего шикарного взрослого платья, и Супермену пришлось ограничиться несколькими шлепками поверх шелковой попки, после чего он отпустил бэд герл и пошел в спальню забрать оставшиеся части ансамбля.

— Вообще-то я думаю, — произнес он философски из спальни, — ни ты, ни я не успеем бросить друг друга. Алис и мистер Супермен в самое ближайшее время предстанут перед суровым, но справедливым судом французских обывателей. Тебя, моя милая девочка, отправят в исправительно-трудовую колонию для малолетних преступниц… а меня…

— Ты же в прошлый раз обещал, что меня посадят в тюрьму, а там старые лесбиянки-преступницы меня научат всяким страшным и занимательным штукам, — жалобно проныла bad girl, [101] Bad girl (англ.) — Плохая девочка. входя в спальню, где Супермен впервые за долгие годы надевал на себя белую рубашку…

— Продумав проблему, я решил, что тебя все же отправят в колонию, а не в тюрьму.

— А тебя — в тюрьму? И нас разлучат? — с неподдельным ужасом заорала Алис. Неподдельный ужас сменился веселым смехом, так как девчонка просто не умела, не могла поверить в серьезность преступлений и наказаний. — Хи-хи-хи-хи, мы сможем переписываться. Роман в письмах…

Генрих верил в серьезность преступлений и наказаний в самой жизни и очень хорошо знал о существовании смерти, но он не стал портить девчонке удовольствие от пинки-пинки-пинк нового платья и похода в ресторан «Ла Куполь», где все эти презираемые Алиской и Суперменом толстые свиньи смогут откусить себе языки, подавиться паштетом или фромажем, увидев молоденькую красивенькую Алиску в пинки-пинки-пинк, в перчатках и с мундштуком и рядом ее очаровательного полуседого бой-френда, который очень похож на актера (Генрих решил за ланчем спросить у девчонки, на какого актера он похож).

Генрих промолчал. Оборвал тюремные разговоры. К тому же Генриху и самому хотелось прийти в большой зал ресторана с девчонкой, которая уж никак не выглядела сейчас как его дочка, и пусть все они там, «tout le monde», [102] Tout le monde (фр.) — Весь мир. как говорят хозяева этой страны, действительно подавятся, лысые или с бородами, в очках или без, пусть завидуют Генриху Супермену, который, они догадываются об этом, после ланча с хихикающей, наклоняющейся к нему, целующей его в ухо, порочно-молодой, неприлично молодой девчонкой поедет, накушавшись вина, ласкать эту девчонку в самых таких ее молодых, недоступных местах, от которых головы их, лысые головы, кружатся… «Fuck you, Father!»

— Кстати, забыл тебе сказать, ты не видела вчерашней газеты «Либерасьон»? Мы становимся известными, бэби. «Одинокий грабитель находит любовь».

— Видела! Потрясающе! — ликующе проорало розовое существо. — Сестричка показала мне заметку. «Вот твоя мечта, — зло сказала она. — Будешь жить, как ты живешь, — влипнешь в подобную историю». Мне так хотелось напугать ее до смерти, крикнуть, что это я, я, я! Что я уже влипла в историю. Но я удержалась… для тебя, Генри.