Эдуард Лимонов - Лимонов против Жириновского

Жириновский похвалился своей тогда единственной победой: 6,2 миллиона голосов на президентских выборах. И заявил, что его партия ЛДП самая крупная в Европе правая партия. С вежливостью хозяина Ле Пен не настаивал. Он в свою очередь спросил Жириновского, почему у его партии такое неподходящее название, «у нас мсье Жириновский, либерало-демократы ненавидят «Фронт Насьональ», это наши враги». Жириновский, запинаясь, стал объяснять, что для русского народа «национализм» вызывает ассоциации с нацизмом (неправда, русские чаще пользуются словообразованием «фашизм». «Немецкий фашизм», «итальянский фашизм»), что русские еще не созрели для такого названия партии, чтобы в него входила частица «национал». При этом он искоса посматривал на меня. Уже существовал Русский национальный Собор, Национально-Республиканская Партия, в октябре того же года создан был Фронт Национального спасения. Жириновский сочинял. Истинную причину его неприязни к «национал» я изложил в предыдущих главах.

Нам принесли кофе. Жириновский заговорил о Германии, быть может, желая похвалиться или придать себе политической стати. Стал говорить о своей дружбе с доктором Фреем, лидером партии «Немецкий Народный Союз», который принимал его в Берлине. Я был уверен, что в данном случае слово «дружба» следует принимать в его относительном значении. Вот радушный Жан-Мари Ле Пен принимает нас дружески, но можем ли мы утверждать, что нас, меня и Жириновского, связывает с ним дружба? Ле Пен поморщился при упоминании имени Герхарда Фрея и стал убеждать Жириновского сойтись поближе с партией Шонгрубера. Я, не зная, программы Шонгрубера, однако понял, что Ле Пен считает Фрея и его партию экстремистами, так как сразу же после упоминания его фамилии Ле Пен вдруг предостерег Жириновского от «молодых людей в коже, которые потянут его движение к национал-социализму. Избавьтесь от них чем раньше, тем лучше». При этом Ле Пен смотрел на меня. Я подумал с Жарикове и Архипове, каковые пусть и не одеты в кожу, но, несомненно, оба язычники и крайние националисты. Вслух же и сказал: «Это вы меня имеете в виду, мсье Ле Пен?» (Будучи на поколение младше Ле Пела, я все же имел право сказать так, хотя целью было лишь сострить. На мне был кожанный пиджак.) «Нет-нет, разумеется, я вас, мсье Лимоноф…» Все мы расхохотались. Вернувшись в Москву, Жириновский, однако, последовал совету Ле Пена. Он выжил из партии Архипова и Жарикова. Отчасти «молодежное крыло» и само желало уйти, Жириновский использовал их, не желая разделить власть, но инициатива безусловно принадлежала ему.

Жириновский стал излагать на корявом французском проект постройки Центра Правых партий в Москве. Мирового центра, ни больше ни меньше. И пригласил Ле Пена в Москву. Я думаю, этот проект был его козырным тузом. Может быть, он ожидал, что Ле Пен в той или иной степени захочет участвовать в проекте? Даст денег на его реализацию? Президент «Фронт Насьеналь» ограничился тем, что похвалил проект, назвав его «хорошей идеей». Позднее Жириновский забросил свой проект, как и многие другие идеи, которые не выгорели.

Затем мы все фотографировались. Их фотограф и наш Минаков запечатлел нас на террасе на фоне Парижа. Снимки, к сожалению, получились слишком контрастные, так как было слишком солнечно в тот день. Я подарил Ле Пену свою книгу «Речь большого рта в пролетарской кепочке», и Ле Пен, смеясь, позировал с моей книгой, как бы рекламируя ее. Теперь я понял, почему Жириновский не злился, когда Минаков бегал покупать пленку. Им нужны были вещественные доказательства встречи с прославленным Ле Пеном. Автоматически и Жириновский становился прославленным. Тот же метод употреблял в свое время художник Михаил Шемякин. У Шемякина был личный фотограф, француз, Шемякин платил ему зарплату и возил за собою повсюду. Каждый эпизод жизни Шемякина был отснят. Позднее его фотографии рядом с известными людьми (пусть Шемякин и находился с ними рядом пару минут) хорошо взвинтили карьеру изобретательного художника. В особенности фотография с Генри Муром хорошо поработала.

Уходили мы в час дня. Ле Пен подарил нам всем по книге «Альбом Ле Пена», изданной к президентским выборам 1988 года, с дарственной надписью. Он проводил нас к воротам. «Ну вас-то, поскольку вы живете в Париже, мы будем видеть чаще, ведь да?» — сказал Ле Пен, пожимая мне руку последнему. Жириновский в это время уже садился в машину. Мне показалось, что он был подавлен.

Так как до пресс-конференции у нас оставалось время, я предложил проехаться по Парижу. На пляс дю Тертр, рядом с собором Сакре-Кер на Монмартре, пробираясь с Жириновским сквозь вязкую толпу туристов, я неожиданно встретил выгуливающего грязного королевского пуделя Митю Шостаковича. «Эй, Шостакович, — сказал я, — вот познакомься с Владимиром Вольфовичем Жириновским!» «Владимир Вольфович, это внук Шостаковича, познакомьтесь!» Жириновский смотрел на Шостаковича серьезно и с уважением. Митя, отпрыск знаменитого композитора и сын менее знаменитого дирижера, испугался. Они застыли оба на мгновение: один в испуге, другой в респектабельном уважении. От немой этой сцены хулиганское удовольствие получил я. Впервые я увидел робкого Жириновского. Очевидно, алма-атинский провинциал пробился через всю его наглость и не мог устоять перед силой «великого» имени. Митя же, наслышанный ужасных вещей о «фашисте», и впрямь боялся. «Ну я побежал, — смутился он, — заходите с Натальей». И крутанув собаку, исчез в толпе.

«Похож-таки внешне, — сказал Жириновский через десяток шагов. И он вздохнул… — Вот такие люди поддерживали бы партию, а Эдуард..?» Я сказал, что хорошо бы, если бы поддерживали, но большинство «таких людей» просто обыватели и поддерживают режим у власти. Владимир Вольфович взглянул через оптическую трубу на Париж с Сакре-Кер, и мы пошли к машине.

Именно тогда мы заехали на совсем не парижскую улицу Гут д'Ор. По предложению шофера, которое я одобрил и подхватил. Шофер лимузина, нанятого мальчиком-банкирчиком Горшковым, оказался симпатизирующим «Фронт Насьональ» и после визита к самому Ле Пену (он не ожидал, и никто его не предупредил!) готов был везти гостей самого Ле Пена куда угодно. Лимузин медленно проехал по запруженной арабами улице. Арабы себе играли в карты или болтали, собравшись в кружок. Так они привыкли вести себя в Алжире. Жириновский позднее в книге «Последний бросок на юг» сделал из своего пятиминутного опыта проезда по уникальной непарижской улице универсальный вывод, что Франция будет захвачена арабами к 2000 году, и Россия должна спасти Францию. Все его политические выводы имеют именно такой вот скоропалительный одноразовый характер, они не есть политика в полном смысле этого слова, но обывательские непрофессиональные сплетни и слухи о политике. Семьдесят лет советской власти уничтожили политику в России, а Владимир Вольфович — законнорожденное дитя этой ситуации, обыватель, принимающий себя за политического деятеля.