Инна Шолпо - Рукопись, найденная на помойке [litres]

С самого детства Мишель мечтал стать балериной. Не танцором, нет, а именно балериной. Он видел себя в белой жесткой пачке умирающего лебедя, в полувоздушных юбках Жизели, с прозрачными крылышками Сильфиды за спиной. Представлял, как легко, словно бабочка, парит над сценой, как взлетает вверх, опираясь на крепкие руки партнера, как делает фуэте или па-де-бурре и, встав на пуанты, растворяется в сумраке пахнущих пудрой кулис.

Он быстро научился молчать о своей мечте – после того, как сказал о ней вслух в первый раз. Мишелю тогда было лет шесть, у них были гости и его, конечно, спросили: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» Взрослые почему-то из поколения в поколение задают детям этот глупейший вопрос, не менее глупый, хотя и менее безнравственный, чем «Кого ты больше любишь – маму или папу?». И когда он честно ответил, что мечтает быть балериной, все отчего-то громко засмеялись, а папа сделался похожим на синьора Помидора, у которого вот-вот лопнут щеки. Мамина подруга тётя Софа, всегда так неприятно пахнувшая духами, отсмеявшись, встряхнула белесыми кудряшками и сказала:

– Ты хочешь стать артистом балета? Как необычно!

Ее муж пожал плечами:

– Да уж, странное желание для мальчика. Я вот космонавтом стать хотел. А тут – ногами дрыгать.

– Не скажи, – возразила тётя Софа. – Балет – это вообще-то огромный труд. Нужно диету соблюдать, чтобы не растолстеть, все время тренироваться. Видел, какие у них ноги мускулистые? Как женщин на руках поднимают? А сколько они у станка работают?

И она окатила презрительным взглядом дряблую мускулатуру и пивной животик несостоявшегося космонавта.

– У станка – на заводе работают… – пробурчал муж. – Там от этого польза обществу есть.

– Просто мы тут Мишу в театр водили, – извиняющимся тоном стала оправдываться мама. – На «Лебединое озеро».

Когда гости ушли, мама сказала Мише, что если уж ему так приспичило танцевать, то нужно говорить не «балерина», а «танцор», потому что балеринами бывают только девочки, а мальчики – это…

– Мальчики – это балеруны, – презрительно сказал папа, давая понять, что, как и муж тёти Софы, решительно не уважает такие желания. Сам он в детстве хотел стать водителем грузовика… ну или продавцом мороженого – слабость, конечно, но простительная.

Посочувствовала Мишелю тогда только старшая сестра Дина. Это она его так называла – Мишель, родителей это отчего-то раздражало. Дине в то время было около десяти, и все уже заметили, что для девочки она, во-первых, слишком умная, во-вторых… Трудно было сформулировать, что «во-вторых», но было ясно, что едва ли из Дины получится хорошая жена. Она решительно не хотела осваивать женские премудрости, и все попытки мамы и бабушки увлечь ее рукоделием или кулинарией кончались плачевно: Дина не могла связать даже простой шарф, превращая нитки в сложную путаницу узелков, а любое печенье у нее обязательно подгорало. И – главное – она не могла понять, отчего нельзя купить шарф или печенье в магазине.

Играть в «дочки-матери» с куклами или наряжать их Дина закончила в возрасте пяти лет, и с тех пор, если и брала их в руки, то только для того, чтобы поиграть в «лекцию» или «защиту диссертации». Она много читала, причем совсем не детские книги – толстые биографические романы, учебники и популярную литературу по биологии и медицине.

– Синий чулок будет, – вздыхала мама. – Вся в мою тётю Аню.

– Ну, наука – это хотя бы нужное занятие, – говорил папа, но отчего-то вздыхал.

Так вот, только сестра тогда заметила, как обескуражен Мишель странной реакцией на свой честный ответ, и посоветовала:

– Ты не говори никому пока. Всё равно тебе всерьез учиться балету пока рановато. Ты позже скажешь, только не «балериной», а «артистом балета».

– А почему? Я ведь балериной хочу… Чтобы как Одетта…

– Я тебе объясню потом, когда ты постарше станешь. А пока лучше молчи вообще. Ну, говори, что хочешь стать инженером. И с моей куклой при них лучше не играй, поиграй со своими машинками… для виду, понимаешь?

Мишель послушался и даже придумал свою игру с подаренными ему моделями автомобилей (мальчикам ведь должны быть интересны автомобили, верно?), которые раньше пылились на полке: он ставил с ними балет. Его любимой машинкой был белый кадиллак, самозабвенно крутивший фуэте.

К семи годам Мишель был худеньким, хорошо сложённым мальчиком с тонкими чертами лица, большими зелеными глазами под длинными, загнутыми кверху ресницами, про которые принято говорить: «И зачем такие мальчику достались?» – и темно-каштановыми кудрями. Кудри, правда, в восьмилетнем возрасте ему обрезали коротко, почти под корень, из-за того, что какая-то дама в автобусе сказала его отцу: «Какая у вас миленькая девочка!». Дина плакала по его волосам, кажется, больше, чем сам Мишель: она любила подолгу расчесывать шелковистые локоны брата и накручивать их на палец. У самой у нее волосы были прямые, рыжеватые и сухие, как солома. «Ты у меня самый красивый, – приговаривала она. – А я зато умная».

Мишель больше ничего не говорил о своей мечте стать балериной, но в школе стал под прикрытием сестры потихоньку от папы с мамой ходить в танцевальный кружок.

Когда ему исполнилась десять, Дина, преподнося в подарок брату красивую тетрадь для дневника, запирающуюся на замок, как бы невзначай спросила: «А ты по-прежнему хочешь заниматься балетом?». Они давно не говорили об этом, но Мишель знал, что Дина любит и понимает его больше всех. То есть, конечно, и мама, и папа, и бабушка его очень любили. Вот только для них он был не просто Миша, а сын или внук, и только сестра любила его, именно его, Мишеля. Она ведь и задала этот вопрос так просто – для проформы, что ли. Она и так всё знала. И поэтому он не стал отвечать, просто чуть прикрыл глаза.

– Тогда тебе нужно уговорить родителей отдать тебя в специальное училище. Ну, ты знаешь.

– Но в училище мне все равно не разрешат стать балериной, – печально возразил Мишель.