Эдуард Лимонов - Книга воды

Впрочем, вначале мы просто свалились друг на друга в моем туалете в сентябре 1997 года. И у нас лихорадочно пошел развиваться отличный, красивый, развратный роман. Она была модная, экстравагантно одевавшаяся вертлявая девчонка. Говорила смешные и похабные вещи, была наблюдательна, высмеивала и презирала депутатов, мне с ней было весело. На улицах на нас оглядывались. Но в конце ноября вернулась Лиза, очевидно прогорев в любви. Пришла, поставила наш диск Эдит Пиаф, села ко мне на колени. И как результат — я оттолкнул девушку Наташку. Подло. Она пыталась покончить с собой, отравилась, похудела на десять кило, с ней всю зиму кто-то должен был находиться в комнате, одну ее не оставляли, ей было 18 лет, что вы хотите, в этом возрасте очень больно. В конце марта Лиза подло оттолкнула меня.

Я не мог заниматься только их сиськами и письками. У меня на плечах был груз партии. Приезжая к Лизе, в квартиру, зависшую над Олимпийским, рядом с этой мрачной тарелкой над мечетью, я брал с собой работу. Она вставала поздно, я вставал рано и, разложив перед собой почту, ее доставляли из штаба мальчишки, до боли в пальцах писал — занимался партстроительством. Бывало по 12 или 15 писем в день. Я вылавливал человеков в море человеческом, во всех 89 регионах, далеких и близких. В середине дня приезжал охранник, мы отправлялись в штаб, по делам в городе, ко мне, если у меня были назначены встречи. Я не всегда возвращался в квартиру на Олимпийском — караулить Лизочку. Когда наконец возвращался, то находил в холодильнике остатки дорогой пахучей еды, множество пустых бутылок из-под сухого вина, которое она любила, и бутылки из-под коньяка, который она не выносила.

— Кто у тебя был, Лиза?

— Знакомые заезжали — отвечала она. Все ее знакомые любили дорогую рыбу и коньяк. Не мог же я ее охранять дни и ночи — от налета знакомых. При мне они не появлялись.

Дощечка опять стала встречаться со мной в апреле, ее ломало. Я поверил в ее рассказ о страданиях, пережитых ею. Врать ей резона не было. Женщины склонны скорее скрывать свои страдания по мужику.

«А вдруг ты меня опять кинешь, Лимонов?» — спрашивала она, подозрительно взирая на меня. «Мать говорит: «Он тебя опять кинет»». У меня хрупкая психика, что бы ты там ни фантазировал себе о железной Наташе. Второй раз не выдержу.

Однажды мы пошли с ней гулять, и начался дождь. Черные волосы свои она красиво покрасила синим кое-где, перьями. На ней были на железном каблуке даже не туфли, но ходули, лакированный модный коротенький плащик, большой зонт. Экзотическое существо, правда малодуховное, но зато очень броское. Мы зашли в писчебумажный магазин на Тверской, где она стала выбирать для своей работы в Госдуме тетради, ручки, обложки для фанов. У нее был отличный экстравагантный вкус. Пальцы с синим лаком на ногтях быстро расправлялись с предметами, оглаживали их, щупали, швыряли, забраковав. Потом я проводил ее к Госдуме. Там меня ждал мой охранник Костян. Он не одобрял моих одиноких прогулок с девушками.

Наташка взялась печатать для меня мою книгу «Анатомия героя», правда с ошибками и не очень внимательно. А позднее текст книги кто-то стер из компьютера в Госдуме. Мой ненавистник из аппарата ЛДПР, я полагаю. Или сама Наташка, в ярости. А вспышки у нее бывали.

Однажды летом 1998 года она позвонила мне, начав с «ебаный в рот». Дальше следовали невнятные утверждения, что она убьет меня на хуй, что я блядь, совсем блядь… потом она расплакалась и сказала, что ей надо немедленно увидеться со мной. Немедленно, через час. Я сказал, что еду в штаб. После угроз и запугиваний я согласился с ней встретиться на Комсомольском проспекте рядом с метро «Парк культуры» у книжного магазина под аркой. Костя Локотков сопровождал меня туда, обеспокоенный. Я, по правде говоря, тоже. Я воспринял всерьез ее угрозу «убью на хуй», потому что ранее она мне не угрожала. Я представлял, что у книжного магазина Наташка застрелит меня, и нашел, что быть застреленным у книжного магазина пошло. Но юной Наташке — нормально.

Мы увидели ее бегущей по проспекту. Она была одета в семгового цвета серебристые в обтяжку брюки и крошечную тишотку с фиолетовым сердцем на ней. Сзади бежали девка и парень. Наташка пробежала мимо нас в сторону Парка культуры. Мы с Костяном остались на месте. Прошло десять минут, двадцать… Пошел дождь. Мы стояли под аркой, ведущей во двор. Пришла Наташка. Сказала, что все обдумала. Что хочет жить со мной и переедет ко мне завтра. Она обильно жестикулировала и объясняла мне, как она меня любит, что убила бы на хуй. Идущие по своим делам обыватели вряд ли понимали, что происходит. Они, возможно, думали, что под дождем проститутка уговаривает сутенера. Рядом стоит мрачный бандит (Костян) и выжидает, глядя на пару. Потому обыватели обходили нас так широко, как могли.

Дождь полил как из ведра. Наташка села в серебристый, под цвет ее штанов автомобиль, где уже сидели увиденные нами парень и девка, и уехала. Она явно была не в себе.

Завтра она ко мне не переехала. Она напилась и потерялась.

Исключая чечен, я знал всех знаменитых полевых командиров 90-х годов. Всего мира. Где-то я уже хвастался своими дружескими связями с «bad boys» войны. Впрочем, я не раз проезжал через расположение отряда Басаева в Абхазии в 92-м, я сейчас сижу в одной тюрьме с Радуевым, так что не совсем без чечен обошлась моя жизнь.

В мае 1997-го меня привезли к Худойбердыеву — командиры Курган-Тюбинского полка. С массой предосторожностей, направленных на то, чтобы не узнали свои, — руководство 201-й дивизии и Москва. Мы хитро ехали в колхоз имени Чапаева, меняли машину, плелись по бедным улочкам, вдруг сворачивали в узкую щель меж домами. Кончилось тем, что мы оставили автомобиль, вышли и, сопровождаемые десятком автоматчиков, проследовали по дворам и дорогам и оказались наконец в гостях у Махмуда.

Под его гостиной протекал широкий светлый ручей. Тот, кто знает климат Таджикистана, поймет, что такая гостиная — привилегия ханов и баев. Испепеляющая летняя жара легче переносится, когда внизу под тобой на скорости несутся тонны свежей воды. Гостиная с деревянными обширными диванами, «дастархан» называется такое сооружение, на нем сидят, полулежат, сидят на копчике, подогнув одну ногу, — как кто может. Рядом с гостиной расположены были помещения с окнами, весь этот свайный комплекс находился под одной общей крышей.

Мы расселись. Был послеобеденный час. Вошел большеголовый в выцветшей форме полковник Махмуд — командир бригады, с непокрытой головой. Впоследствии я видел его в высокой советского образца фуражке и в этой же линялой форме. Он по-прежнему считал себя советским полковником и гордился этим. На самом деле таких верных солдат удачи на всем советском пространстве оказалось не так уж много. Не всем повезло, как Махмуду, не все оказались на расстоянии вытянутой руки от алюминиевого комбината, как он. Черные полковники в Верховном Совете СССР Алкснис и Петрушенко не находились поблизости от алюминиевого комбината, у них не было под началом и горсти солдат, но ментальность была та же. Командир бригады поздоровался с каждым из нас за руку. Тогда обстановка в Таджикистане (как, впрочем, и всегда) была крайне запутанная. Очень хитрый политик Имамали Рахмонов, не сумев победить мусульманскую оппозицию военным путем, сумел затащить бородатых ребят в чалмах в переговорный процесс. Дал впоследствии по министерству самым крупным полевым командирам, и те расслабились. С левым Худойбердыевым Имамали тогда поладил, сделав его бригаду частью «президентской гвардии». На самом деле Рахмонов хорошо изучил тактику большевиков в Гражданской войне. Ленин брал на службу и делал красными командирами даже таких одиозных типов, как Махно и Григорьев. Но в должный срок большевики расправились с ними. В тот вечер Махмуд порицал Имамали за союз с людьми Абдуллы Нури — лидера мусульманской оппозиции. Через год министр внутренних дел Рахмонова Сангинов отберет у Худойбердыева алюминиевый комбинат и разгромит его бригаду. А совсем недавно «правительственные войска» (я уже сидел в камере СИЗО «Лефортово») ликвидировали «банду Сангинова». А Имамали преспокойно сидит в Душанбе президентом. Абдулла Нури жалуется на Рахмонова, сидя, кажется, в Пакистане. Махмуд Худойбердыев укрылся в Узбекистане и несколько раз пытался проникнуть в Таджикистан. Лилась светло-белая горная вода в арыке, как наша беседа. То, что это не природный ручей, было видно и по прямой форме его русла, и по ровным берегам, аккуратно заросшим посаженной человеком зеленью. Махмуд объяснял, что у него отборные офицеры, что его штаб — русские профессионалы и что бригада обходится ему в круглую сумму в долларах. Выяснилось там же на «дастарханах» Махмуда (все в Азии решается на «дастарханах»), что только одну треть прибыли алюминиевого комбината контролирует Махмуд. Еще одну часть берет себе правительство. Принадлежность третьей части Худойбердыев обошел молчанием.