Ромен Пуэртолас - Очень-очень особенный детектив

Я не думаю ни секунды, что буду заперт в этом интернате, что вокруг меня будут люди вроде меня, а то и еще похуже. Я думаю только о деньгах и обо всем, что смогу на них купить. Маме — шикарное ожерелье, папе — галстук.

— Я внедряю вас в это заведение — кстати, очень привилегированное. Сам привезу вас туда, назвавшись вашим опекуном. Я уже позвонил в интернат и назначил время приезда.

— И когда же мы едем?

— Завтра.

— Превосходно.

— Вы останетесь там, пока не найдете убедительные улики. Если возникнут проблемы — сразу звоните мне, советую вам заучить мой номер телефона наизусть.

— Уже сделано. Сказать по правде, мне достаточно разок взглянуть, чтобы запомнить.

— Славно, славно. И еще одно. Напоминаю вам, что по закону вы не частный детектив. Вы действуете в ранге ассистента.

— Я на все согласен с той секунды, как у меня будет жетон!

Лицо собеседника стало на миг озадаченным.

— Без диплома нет жетона, Гаспар. У ассистентов не бывает жетона. Кроме того, при операции внедрения жетон для вас — дополнительная опасность, а если вас раскроют, вы провалите задание. Цель внедрения — именно в том, чтобы вас там не раскусили! Иначе я выдал бы вам мундир!

— Действительно. Вы правы.

С каким удовольствием я носил бы жетон частного детектива, но, в конце концов, так даже заманчивей — выполнять задание инкогнито.

— Если у вас больше нет вопросов, прощаюсь с вами до завтра. На сегодня вам есть чем заняться: вживайтесь в новую роль.

— Идиотских вопросов больше не задаю. До завтра, Анри.

Жму ему руку крепко, по-мужски, как настоящий частный детектив — и ухожу из агентства с толстой папкой под мышкой. Как актер, которому предстоит выучить роль в «Гамлете».

Мама довольна, что я так быстро нашел другую работу — хотя и с легкой подозрительностью отнеслась к перспективе моего внедрения, но ведь это всего на несколько дней. Заподозрив, что чек на 15 530 евро — фальшивка, она осмотрела и ощупала его со всех сторон и теперь втолковывает мне, что они с папой всячески старались держать меня подальше от таких заведений, не то что иные родители. В подобные места детей сдают только те родители, которые слишком мало любят своих детей. О детях нужно заботиться. Что они с папой и делают. Потом, довольная, кладет чек на кухонный стол.

— Ладно, ладно. Я горжусь тобой, милый.

Папа не произносит ни слова. Наверное, думает, что работа заставит меня забыть об Австралии. На его спокойном лице написано: «Вот видишь, я так и знал и тебе говорил: Гаспар сумеет подыскать себе работенку». Иногда папа нарочно напускает на себя равнодушный вид. А мне бы хотелось, чтобы он тоже выразил свои чувства — пусть бы тоже сказал, что мной гордится. Ну да ладно, людей ведь не переделаешь. Каждый такой, какой есть. А папа именно такой.

После ужина я закрываюсь в своей комнате. Досье толстое, а времени у меня мало. Трудно вообразить, чтобы кто-то исписал столько страниц, не имея намерения написать роман. И вот я приступаю к чтению. Что ж, в конце концов, это дело и читается как роман.

Я узнаю, что Патрик Визон страдал глубоким слабоумием (не очень удачная формулировка), причем врожденным. При родах он застрял в родовых путях, и кислород не поступал в мозг как раз столько времени, чтобы он успел стать овощем. Но мало этого, чтобы извлечь младенца, матери сделали кесарево сечение, и она умерла от последствий операции. Внутреннее кровоизлияние. Жерар Визон, богатый бизнесмен, у которого было все, чего душа пожелает, в одночасье лишился жены. А сын у него родился полуживым-полумертвым. Жерар Визон ухаживал за ним долгое время, а потом не выдержал, не мог уже видеть сына в таком состоянии и решил определить его в специальный интернат. Дело было еще в том, что когда сам он пробовал начать жить заново, происходила одна и та же кошмарная сцена. Стоило ему после романтического ужина в итальянском ресторанчике привести к себе домой потенциальную спутницу жизни, и она, удобно откинувшись на софе, уже нежно целовала мсье Визона, в гостиную с оглушительным треском газонокосилки въезжала инвалидная коляска, а в ней — нахохлившийся овощ-подросток. Он подъезжал прямо к паре влюбленных голубков и вперивался в них остекленевшим, неподвижным и безжизненным взором.

— Кто это?! Боже!

— Ничего страшного, это мой сын. Он инвалид.

— И он вот так и будет на нас смотреть?

— Не обращай внимания, я уже привык. Он пребывает в иных мирах.

— Прости, не могу, — отвечали все подруги одинаково.

Они тотчас же вскакивали, хватали сумочки, убегали и больше никогда не возвращались. Жерара это печалило: он понимал, что, имея у себя дома такого сына, не сможет начать новую жизнь. Он его любил, но при этом сам так хотел влюбиться, встретить женщину, которая заставит его сердце забиться чаще и забыть трагедию, преследовавшую его изо дня в день. Скрепя сердце он отправил Патрика в приют. Видеться с ним приходил по воскресеньям. И с каждым разом возвращался домой все печальнее.

А теперь сынок умер, и отцу стало еще хуже. Он стал еще печальней. Ведь сын есть сын, и его любят, даже если он просто овощ. Но к услугам частного детективного агентства он обратился по другой причине. Жизнь его сына была весьма солидно застрахована, но вы сами понимаете, что самоубийственных страховок не бывает, и никто не застрахует парализованный овощ, не обеспечив себя надежными гарантиями. Это же все равно, что страховать самоубийцу. В общем, одна из статей страхового договора гласила: отцу не возместят никакую сумму денег в случае естественной смерти или кончины, вызванной последствиями болезни, от которой страдал Патрик.

И вот отец узнаёт, что сынок умер во сне, он пугается и понимает, что все его миллионы евро уплывут от него, даже не попрощавшись. А как раз теперь дела у него идут плохо, деньги ему очень нужны, он и так их очень много потерял. А главное — в глубине души он чувствует, что его сынка убили. И в его душе разверзся ад.

И мне предстоит шагнуть в этот ад.

Анри Босси заезжает за мной на своей машине. Специнтернат находится в восточном пригороде Парижа, за Венсенским лесом. Сейчас 16:00, с учетом напряженного движения добираться туда не меньше часа.

По пути Анри задает мне вопросы, желая отполировать мою роль до блеска и проверить, готов ли я. Мой внешний вид ему явно нравится. На мне желтые бермуды, гавайская рубашка и шляпа сафари. Не забыл я и о детали, которая выглядит убийственно: кожаные сандалеты, надетые на носки. На шею я повесил мой неразлучный фотоаппарат.

— Меня зовут Гаспар. Мои родители умерли несколько лет назад. Папа захотел испытать свою силу и решил разломать руками треснувший пень, но трещина защемила ему руки, вырваться он не смог, и его сожрали волки. А мама умерла со смеху, когда смотрела фильм «Рыбка по имени Ванда». Ее сердце билось со скоростью двести пятьдесят, потом пятьсот ударов в минуту, пока не сдалось и не перестало биться вовсе…