Юрий Поляков - Как блудный муж по грибы ходил

– Боже, боже мой! – всхлипывала Тоня, рассказывая. – Кто мог подумать! Ведь раньше это только в кино было…

– Ну, не только в кино…

– Конечно, свинья грязь найдет. Но ведь толпами на обочинах не стояли!

– Не стояли, – вынужден был согласиться Свирельников.

Итак, споря о невозможности проституции в нашей стране, подруги проходили мимо единой тогда еще и неделимой, как СССР, «Таганки» и вдруг обнаружили, что неизменных дежурных возле театральных дверей не наблюдается. Они остановились в удивлении и минут десять стояли, ожидая, что билетные мафиози отошли, например, в соседний подъезд погреться и вот-вот воротятся на свой пост. Но никто не появлялся. Тогда Тоня решительно достала из портфеля общую тетрадь за сорок четыре копейки, вырвала из середины двойной листок и шариковой ручкой вывела «Список», а ниже – две фамилии, свою и Нинкину.

– Может, не надо? – усомнилась подруга. – С мафией связываться…

– В Советском Союзе мафий нет! – твердо ответила Тоня, но на всякий случай первого же проходившего мимо приличного вида юношу спросила, не хочет ли тот попасть на «Мастера»?

А это (по свыше назначенному стечению обстоятельств) оказался не кто иной, как Петька Синякин, возвращавшийся с занятий семинара молодых писателей, который располагался неподалеку, в Доме научного атеизма. В тот вечер обсуждали Петькин новый рассказ про крановщика, увидавшего с похмелья в небе ангела и имевшего с ним продолжительный разговор о смысле жизни. Произведение подверглось жесточайшей критике собратьев по перу. Одни утверждали, что рассказ антиреалистичен, так как с похмелья обычно мерещатся черти, а не ангелы. Другие прощали автору эту поэтическую вольность, но удивлялись тому, что Божий вестник разговаривает с крановщиком как приблатненный московский программист, ни разу не заглядывавший в Библию. Третьи (большинство) указывали на бессмысленность обсуждения, так как рассказ все равно никогда не будет напечатан.

Самое смешное: во время Перестройки рассказ все-таки напечатали, но никто этого даже не заметил, а славу-то Синякину принес тот самый непотребный вариант романа о молодых гвардейцах пятилетки «Горизонт под ногами», который Свирельников по ошибке отвез в издательство. Новый редактор начал читать рукопись и чуть не упал со стула. Разумеется, на следующий день эротоманский апокриф уже лежал на столе заместителя председателя КГБ Паутинникова, курировавшего творческую интеллигенцию. В порнографическом тексте усмотрели серьезнейшую идеологическую диверсию, затеянную в недрах центрального молодежного издательства. Петьку буквально под конвоем доставили на Лубянку, допрашивали целый день, стращали зоной и ее противоестественными нравами, но в конце концов разобрались: никакое это не покушение на основы, а обычное литературное хулиганство, вроде Баркова. Именно такой аргумент привел чекистам Валентин Петрович, когда вмешался по просьбе Свирельникова, понимавшего, что жутко подвел друга. (Кстати, Петька долго не прощал ему эту подставу!)

– А-а, «Лука Мудищев»! – понимающе засмеялся следователь с холодной головой и горячим сердцем. – Тогда другое дело!

В общем, Синякина отпустили, посоветовав больше не писать ничего подобного. На том бы дело и кончилось, но генерал Паутинников, не чуждый изящной словесности, отнес срамную рукопись домой и показал своему сыну, тридцатипятилетнему кайфолову, работавшему в Институте мировой литературы, сочинявшему верлибры и даже помарывавшему абсурдистскую прозу. Тот прочитал, пришел в восторг, сделал ксерокс и пустил по рукам друзей – таких же благоустроенных бездельников. В итоге роман без ведома автора опубликовали в подпольном альманахе «Подземка». Издание оказалось на Западе и получило высокую оценку тамошних интеллектуалов в штатском. Особенно понравился «Горизонт под ногами», объявленный «настоящим прорывом в постмодернистскую инверсию советского архетипа». Синякина снова вызвали на Лубянку, но в стране началась Перестройка, и за отважного потрясателя основ вступилось все прогрессивное человечество, включая президента международного Пен-клуба Генриха Бёлля. Органы, к тому времени сами пораженные новым мышлением, от скандального автора отстали, даже извинились. И он получил свою первую литературную премию «За эстетическую непримиримость» имени Джойса.

Однако в тот вечер Петька ничего такого предвидеть не мог, а просто шел домой, расстроенный неудачным обсуждением. И когда незнакомая девушка вдруг предложила ему пойти на «Мастера и Маргариту», сердито ответил, что вообще-то не разделяет всеобщего ажиотажа вокруг этого довольно посредственного и путаного булгаковского романа, но из чистого любопытства, пожалуй, посмотрел бы, чего там понагородил на сцене этот Мейерхольд для бедных. А узнав позже, что вовлекают его в дело небезопасное, смыться уже постеснялся и на всякий случай позвонил Свирельникову. И вовремя, потому что вскоре воротились настоящие дежурные – здоровый и маленький, от которых пахло пивом. Как позже выяснилось, успокоенные морозом и тем, что давно уж никто не посягал на их монополию, они отъехали на часок в бар на Марксистской.

– Вы кто? – с искренним удивлением спросил здоровый.

– Мы ведем список! – храбро сообщила Тоня.

– Это мы ведем список, – объяснил маленький и достал из-под куртки тетрадку.

– Когда мы пришли, здесь никого не было. Можем вас записать…

– Я тебе сейчас запишу! – пригрозил маленький.

– Попробуй! – предложил Синякин.

– Здоровый, что ли? – поинтересовался здоровый.

– Попробуй – узнаешь! – пообещал Петька.

– И пробовать нечего! – оскалился здоровый.

– Как ваши фамилии? – строго спросила Нинка.

– Это зачем?

– Запишу. Завтра на перекличку придете! – с участливой издевкой объяснила она.

– Ну вот что, деловые, считаю до трех! – предупредил здоровый, наступая на Петьку, а маленький тем временем начал заходить писателю за спину…

В этот самый момент появилась подмога, и «стеганые» смылись. Но через полчаса «мафия» вернулась, пополненная, – семь человек. Они обступили самочинных списочников и явно готовились к насилию, несмотря на угрожающую развязность Веселкина. Тогда подружки завизжали так громко, что милиционер, дежуривший в метро, вышел из тепла на мороз и внимательно посмотрел в их сторону. По тем временам этого оказалось достаточно.

– Замолчи! – зашипел здоровый.

– Не замолчим! – ответила Тоня.

– Давай один на один! Без всяких-яких! – расхорохорился Вовико.

– Да пошел ты! Надо звонить Млечникову.

– Может, не надо? – жалобно спросил маленький.

– Надо.

– Да, надо…

И, взяв у соратников две копейки, «стеганый» недомерок побежал к телефонным будкам.