Мария Метлицкая - Черно-белая жизнь [сборник litres]

Катя ответила коротко:

– Подумаю.

Ну и ладно, в конце концов ее право.

Через два дня, поздно вечером, после похорон, созвонились с Мишкой. Мужа своего знала отлично. Улавливала все по малейшим интонациям, по молчанию, по вздоху, по взгляду. И сейчас чувствовала: он что-то недоговаривает.

– Мишка, что-то случилось? – допытывалась она.

Он довольно долго отнекивался, ну а потом раскололся. Оказалось, все просто – Катя попросила его отдать ей квартиру. Нет, конечно, не подарить – что она, сумасшедшая? Отдать на время. Пожить. Потому что с мамой жить невозможно, невыносимо. Мама лезет во все, буквально во все: все контролирует, комментирует, во все сует нос. Мужа Катиного она возненавидела сразу, с первой минуты. Ну и пошло-поехало. В доме сплошные скандалы – ни дня без строчки, как говорится. Жить невозможно. Не разъедутся с мамой – разойдутся с мужем, все к этому идет. А мужа Катя любит. И если он уйдет… Нет, не дай бог! Катя этого не перенесет. Да и ребенок, Ксенька! Ребенок останется без отца. В общем, ситуация безвыходная – на съемную квартиру денег нет.

Мишка почти выпалил все это скороговоркой, одним предложением. И испуганно замолчал. Молчала и Кира. Ну а потом все сказала, как говорится, начистоту, без утайки и реверансов. Как Катя никогда не любила ее, как отказалась увидеть ее, Киру, – даже сейчас, когда ей так тяжело. Могла хотя бы по-дружески, по-человечески поддержать ее в такой тяжелой ситуации. Да бог со всем этим, в конце концов Кира взрослая женщина и это переживет. Но отдать квартиру? Да с какой, собственно, стати? Когда сейчас впервые у них наконец появилась возможность обрести свой собственный угол? Продать квартиру в Жуковском и купить что-то во Франкфурте? Им уже хорошо под пятьдесят. И никогда – никогда! – у них не было своего угла. Всю жизнь по чужим квартирам, на чужих кроватях и кухнях. Как Катя могла такое предложить? В конце концов, Мишка оставил ей и ее матери квартиру – свою, между прочим, свою! Пусть разъезжаются, размениваются. Да что угодно! Нина приезжая, но всю жизнь прожила в собственной квартире в прекрасном районе. А они с Мишкой? Нет, ни за что и никогда. Кира была настроена решительно и безапелляционно.

– Никогда, слышишь? Да и наглость это, прости, просить о таком! Мало мы намучились, мало надергались, мало настрадались. Нет и нет, все, точка. Точка, ты меня слышишь?

Мишка слышал и – молчал. Ну а потом что-то промямлил, вроде:

– Ты права, но… Может быть, на время? Ну на полгода хотя бы? А там что-нибудь придумаем, а? Нет, я все понимаю! Да и квартира твоя…

«Как всегда, – со злостью подумала Кира. Как всегда – миротворец. Ни с кем неохота ссориться, всегда ищет компромисс. Всегда по-хорошему – это его постулат. Но здесь «по-хорошему» не получится – уж извините! У меня своя жизнь и свои проблемы. И я буду их решать. И мне кажется, я имею на это полное право».

Киру колотило от возмущения. Во-первых, просить об этом Катя должна была Киру, хозяйку квартиры, а не действовать через отца. Во-вторых, она должна была с ней повидаться. Или хотя бы позвонить. Ну а в-третьих, решать свои проблемы за счет других некрасиво и подло. Да и потом, Кира понимала, что полгода могут растянуться на много лет. Только запусти! А как потом выгнать, как попросить? Да никак. Будет еще хуже. Это наивный Мишка так думает, а на деле так не бывает. Попросили – пустили. Родня! Что такое полгода? Да миг! А как быть потом? Нет и еще раз нет! Она этого не допустит.

Катя ей так и не позвонила. По возвращении Кира боялась разговора с Мишкой, но никакого разговора не было – стало понятно, что на эту тему муж говорить не хочет. И, конечно же, понимает, что Кира права. В общем, замяли. Но больше Катя с отцом не общалась. К телефону не подходила и на письма не отвечала. Обиделась сильно и, видимо, надолго. Спустя несколько месяцев Кира ей написала, Мишка об этом не знал. Все разложила по полочкам, по крупинкам. Получилось доходчиво и, кстати, честно – как есть. Просила не обижаться на отца – он очень страдает. Вину взяла на себя. Но Катя ей не ответила. Ну и ладно. В конце концов она попыталась исправить ситуацию. Почти извинилась. Но ее извинения не приняли. Вот так банальнейшая житейская ситуация разорвала отношения отца и дочки.

Мишка, конечно, страдал, но виду старался не подавать – ему было неловко. О своем письме Кира ему не сказала. Может, и зря. Но не хотелось его в очередной раз огорчать.

Изредка он позванивал Нине, Катиной матери, узнавал, здорова ли дочь. Нина отвечала скупо и коротко. Обида ее так и не прошла.

А через восемь месяцев квартиру в Жуковском продали – им повезло, кстати: цены тогда были неоправданно высоки. А еще через полгода они купили квартиру. Свою первую квартиру. Свою! И были, конечно, счастливы.

Мишка говорил, что у них снова начался медовый месяц. А Кира, смеясь, отвечала, что у них медовая жизнь. Правда, мед бывает разный – и горький в том числе. Кажется, горный? Или каштановый? Она точно не знала.

Мишку она жалела, Катю осуждала и злилась на нее – да кто она ей, в самом деле? Положа руку на сердце, Кира переживала не по поводу Катиных неудач, а за мужа. Но переживания ее быстро закончились – радость от новой квартиры затмила все.

Как тщательно они подбирали свое первое в жизни жилье! Как не ленились ходить на просмотры – полгода почти ежедневно, без капли раздражения или усталости. Ну и наконец выбрали – Остенд считался недорогим, но вполне приличным районом.

Была осень, и под окнами их квартиры густо желтели и краснели клены – резные листья можно было тронуть рукой, только открой пошире окно!

Прежний хозяин оставил и кое-какую мебелишку – например, деревянный комод голландского производства, несколько стульев, обитых потертым зеленым бархатом, и узкий, высокий книжный шкаф, небрежно заваленный книгами на немецком – куча пособий по квантовой механике и, как ни смешно, пособия по кулинарии. Книги, конечно, вынесли – что с ними делать? Квантовая механика не входила в число их увлечений, как и кулинария на немецком.

Кира тогда совсем перестала спать по ночам – кружила, бродила по квартире, как призрак отца Гамлета. Не включая света, проводила ладонью по поверхностям мебели, по подоконникам, подолгу стояла у окна, вглядываясь в темноту улицы. И гулко стучало от счастья сердце.

И всего этого ее хотели лишить? Нет, господа! Нет и нет. И ни за что!

Когда Мишка заболел и врач честно предупредил Киру, что времени осталось совсем немного, месяца четыре, не больше, она, конечно, позвонила в Москву.

Было жаркое лето – Европа горела и подыхала от зноя и засухи. А в Москве лили бесконечные дожди. Трубку взяла Нина и сухо, совершенно без эмоций, выслушав Киру, ответила, что Кати и внучки в Москве нет, они отдыхают.