Аркадий Тигай - Поцелуй бабочки

Жена — скрипачка и по совместительству руководит шведским профсоюзом музыкантов, то есть крупный общественный деятель, со слов Гриши.

— Прямо-таки «крупный», — усомнились мы с президентом.

Но Гриша настаивал, что «крупный».

— Вроде вашего министра культуры. Пошли, увидите.

Президент отказался.

— Что я, чужих жен не видел?

— Так ведь министр культуры! Их Фурцева, можно сказать.

— Что мне Фурцева, — отмахнулся президент. — Я с Окуджавой тридцать лет дружил. — И остался на яхте.

А я пошел. Интересно посмотреть, как живут крутые шведы.

Дом у шведского министра оказался немного меньше предбанника в сауне одного моего знакомого оптового торговца макаронами. А в остальном симпатично, хоть и бедно — не в пример моему макаронщику. Ни тебе оленьих рогов, ни фонтана… Вместо рогов дом набит детьми — союз харьковского фотографа и шведской Фурцевой оказался весьма плодовит.

Засидевшись в гостях, опоздал к назначенному времени для заправки соляром, за что президент навтыкал мне: «Приперся в цивилизованную страну со своими совковыми привычками!»

Повинно молчал: не капитанское это дело — отвечать на упреки команды, тем более перед выходом. Вперед, на Эланд и Борнхольм!

Со времен Гамлета Дания сильно изменилась в лучшую сторону — уют и благодать. Вылизанные до блеска дома и улицы городка Аллинге будто иллюстрация к сказкам Андерсена.

Аккуратная бухточка — главное украшение города. В бухточке яхты, такие же аккуратные и вылизанные, как дома. На яхтах добропорядочные, аккуратные датчане. Тишина и покой. Дети, разумеется, не плачут, собаки не лают, — Мурлындия.

По соседству с нами, в кокпите выскобленной до блеска яхты под немецким флагом, пожилая чета. Сидя по стойке «смирно», уставились в книжки.

— Гутен таг.

— Гутен таг.

Шумная молодая компания всю ночь галдела и безобразничала на набережной.

Шипение открываемых пивных банок, звон бутылок, огоньки сигарет в темноте, визг девиц, крики, гогот, топот и пение…

Добропочтенные датские предки недорослей небось переворачивались в своих полированных гробах, глядя на то, как внуки уродуют и загаживают буквально вылизанную их вековыми стараниями страну.

Под утро, когда затихло, я вышел на пустынную набережную и в розовых лучах восходящего солнца пошел вдоль берега. Проходя мимо места ночной тусовки, остановился, пораженный: ни одного окурка, ни пивной банки, ни бутылки — стерильная чистота. Камни набережной, казалось, стали только чище, отполированные задницами юных обормотов. Остатки ночной «оргии» я обнаружил метрах в тридцати. Пластиковые бутылки в одном мусорном контейнере, пивные банки в другом, окурки в урне.

Я вернулся на яхту и заснул. И вы спите спокойно, почтенные предки молодых датских разгильдяев, — авторитетно свидетельствую: дело вашей жизни в надежных руках. Все путем…

По дороге на остров Рюген обнаружился источник поступления воды в трюм. На кренах вода затекала через шпигаты кокпита по причине того, что перегруженная яхта сидела сантиметров на пятнадцать ниже ватерлинии. То есть уровень сливных отверстий, шпигатов, оказался всего в пяти сантиметрах над уровнем воды. Малейшая качка, и, вместо того чтобы уходить через шпигаты за борт, вода через них же беспрепятственно заходила в кокпит и дальше в трюм. Фактически оказалось, что мы вышли в море на лодке с высотой борта в пять сантиметров.

Я забеспокоился, надо было что-то решать.

У президента мои волнения вызвали лишь кривую ухмылку.

— Идем, и слава богу…

— Не идем, а тонем, — втолковывал я.

— Где?

— Да вот же! — кипятился я, показывая на лужу, плещущуюся в углу кокпита.

— Этот стакан воды?! — рассмеялся президент.

— Закон Архимеда знаешь? О водоизмещении имеешь представление?

— Водоизмещение! Что ты в нем смыслишь, двоечник? Тебя же из школы выгнали за неуспеваемость!

Президент знал, что говорил, — учился я плохо, за что и вылетел из школы, оказавшись на заводе. Но именно по этой причине с законом Архимеда у меня все было в порядке, ибо я не формулы зубрил за школьной партой, а познавал жизнь на собственном опыте во всем ее многообразии. Эмпирическим путем, научно выражаясь. И на этом научном пути мои заводские подружки из электроцеха, в вечном женском соперничестве, многократно выясняли, чья грудь больше, делая это следующим способом: десятилитровый тазик до краев наполнялся водой, и девчонки по очереди опускали в него свои бюсты.

— Интересно, — хмыкнул президент. — А дальше что?

— А дальше грудь вынималась и измерялось количество перелившейся воды — вот тебе и точный объем бюста, в литрах.

Выступая в роли судьи на этих соревнованиях, я на всю жизнь усвоил закон Архимеда, твердо зная, что количество вытесняемой из тазика воды равно водоизмещению бюста. Хорошо помню абсолютную чемпионку — Веронику.

— Какой же, интересно, у чемпионки был объем? — поинтересовался президент. — В литрах.

— В литрах неизвестно: чемпионский бюст в таз не помещался. А на вид могу показать — вот такой…

Президент промолчал, но было видно, что тема глубоко задела его. А может быть, молчание президента следовало понимать как безмолвное осуждение моих глупых страхов по поводу живучести яхты?

— Не вижу проблемы, — индифферентно сказал он.

Сказано: если проблему нельзя решить, с ней надо научиться жить.

Под неодобрительное молчание «команды» я полез в трюм и перекрыл вентили шпигатов кокпита. С этой минуты и до конца похода мы шли без самоотливного кокпита, практически в режиме открытой лодки. Учитывая, что объем кокпита «Дафнии» равнялся примерно двум кубометрам, в случае, если бы нас накрыла волна, яхта приняла бы до двух тонн воды… Такие невеселые подсчеты я производил в уме, пока мы шли к немецкому берегу.

Швартоваться было решено в гавани Витте на островке Хидензее, буквально в паре миль западнее острова Рюген. Но за ночь западный ветер сдрейфовал нас так, что к четырем утра, когда я приступил к рулежке, «Дафния» оказалась не у западного, а у восточного берега острова Рюген. Делать нечего, сделали поворот и пошли объезжать остров в лавировку. Утро светлое, солнышко пробивается сквозь неплотный слой высоких облаков… В это время затрещал «навтекс», и из него полезла бумажная полоса распечатки. Перед тем как уйти спать, президент оторвал ленту «навтекса» и углубился в чтение. До того момента, когда я по-настоящему осознал, что есть главное для хождения по морю, оставалось три часа.