Люсинда Райли - Комната бабочек

Бабушка сделала очередной глоток виски, взгляд ее стал мечтательным.

– Ах, милочка, мы были так счастливы те первые два года до начала Первой мировой войны. Я уже носила под сердцем твоего отца, и мы жили, как в чудесной сказке. А потом… – Бабушка тяжело вздохнула. – Джорджи завербовался, как только объявили войну, и его отправили в окопы во Францию. Он не дожил даже до того, чтобы увидеть родившегося сына.

– Ох, бабуля, как ужасно, – сказала я, заметив, как она коснулась глаз кружевным платочком.

– Да, такое уж нам выпало время, однако очень много женщин тогда потеряло мужей, и некоторые из вдов в этой деревне буквально нищенствовали, поэтому я осознала, что мой долг помочь им. И это занятие да рождение твоего отца помогли мне выжить. Лоренс рос таким славным и милым малышом – возможно, слишком изнеженным для мальчика, уж если быть до конца честной, однако, разумеется, разделяя его любовь к природе, я потакала ему в таком увлечении. Он с детства обожал своих бабочек и насобирал внушительную коллекцию разных насекомых. Именно поэтому я разрешила ему обосноваться в верхнем ярусе Башни, просто не могла вынести, что он спит в комнате, заполненной банками со всякими жуками и пауками. – Бабушку передернуло. – Никому неведомо, когда им вздумается сбежать. Да, деточка, ему, отцу твоему, ума, знаешь ли, не занимать, хотя его головой управляет сердце. И, несмотря на то что у него нежная душа, уж если он сел на своего конька, то его ничто не остановит.

– На какого конька, бабуля?

– В общем, так говорят, когда человек знает, чего хочет, и добивается этого. Все его учителя полагали, что он достаточно умен для изучения права в Оксфорде, как и его отец, но Лоренс не имел к юриспруденции ни малейшей склонности. Своей стезей он выбрал ботанику и продолжил изучать ее в Кембридже. Потом, разумеется, он исполнился решимости завоевать твою мать, даже несмотря на то… – Бабушка неожиданно умолкла и, вздохнув, добавила: – Она ведь француженка. К тому же, по-моему, безвольная по натуре.

– А что плохого в том, что она француженка? – спросила я.

– Ничего, вовсе ничего, – поспешно ответила бабушка. – Им просто пришлось выучить языки друг друга, только и всего. Так, что у нас там со временем? Уже десятый час, и маленьким девочкам пора спать. Отправляйтесь в кровать, юная леди.

Как же я радовалась, что и после Рождества снег не растаял, благодаря ему мои дни были заполнены до предела. Каждый день я отправлялась гулять с деревенскими ребятами, мы катались с горок, играли в снежки и соревновались, кто быстрее слепит снеговика.

Мне так понравилось, что деревня находилась поблизости и мы с Кэти могли быстро забежать друг к другу, в отличие от поместья Адмирал-хауса, раскинувшегося далеко от города, где меня лишь изредка навещала только Мейбл. И хотя бабушка жила в самом большом доме деревни, дети общались со мной запросто, правда, дразнили меня из-за акцента, что мне казалось довольно странным, учитывая, сколько усилий я сама тратила на понимание того, что именно они пытались сказать мне.

В канун Нового года вся деревня собралась в церкви на специальную поминальную службу в честь всех местных жителей, погибших на войне. Многие там всхлипывали и даже плакали, и я тоже усердно молилась, чтобы папа вернулся целым и невредимым (хотя бабушка упорно твердила, что все военные «передряги» – что бы это ни значило – уже позади и она надеется получить от него весточку в ближайшие дни). После службы много выпивали в соседнем зале. Кэти тайком предложила мне попробовать пунш, который она незаметно налила из одной большой чаши, пока никто не видел. Я попробовала, и меня едва не вырвало, потому что по вкусу и запаху напиток напоминал какой-то бензин, смешанный с прокисшими яблоками и гнилой смородиной. Кто-то заиграл на скрипке, ей начала вторить флейта, и вскоре вся деревня, включая меня, бабушку и Дейзи (она плясала с Биллом), принялась прыгать, скакать и кружиться по залу. Было ужасно весело, хотя я совершенно не понимала, что делала.

Тем вечером в кровати, несмотря на усталость от танцев и прогулку по снегу домой, мне еще удалось помолиться, мысленно посылая свою любовь маман и папе.

– Счастливого нового года… да хранят ангелы ваши сны, – пробормотала я и со спокойной душой провалилась в глубокий сон.

Через два дня, когда снег наконец стал превращаться днем в грязное месиво, еще коварно замерзавшее к вечеру, бабушка получила телеграмму. Когда раздался звонок в дверь, мы как раз вместе завтракали, решая, что Дейзи будет готовить на ужин. Дейзи принесла телеграмму, и я заметила, что лицо бабушки вдруг посерело, словно пепел в камине, оставшийся со вчерашнего вечера.

– Извини, милая, – сказала она, встав из-за стола, и вышла из столовой. Она так и не вернулась, а когда я, сходив наверх в свою комнату, чтобы вымыть лицо и руки после завтрака, спустилась обратно, Дейзи сообщила мне, что бабушка разговаривает по телефону в кабинете и просила ее не беспокоить.

– Дейзи, все хорошо? – подозрительно спросила я, отлично понимая, что ничего хорошего нет и в помине.

– Да, а сейчас посмотри-ка, кто приехал к тебе! – ответила она, и мы обе увидели, как Кэти подкатила на велосипеде к нашему крыльцу. С явным облегчением на лице Дейзи открыла ей дверь и сказала: – Доброе утро, Кэти, какой нарядный у тебя велосипед.

– Мне подарил его Санта-Клаус, но из-за снега я еще не успела поездить на нем. Поузи, хочешь пойти покататься со мной? Будем ездить на нем по очереди. А еще мама приглашает тебя к нам на обед.

Я видела, как Кэти гордится своим велосипедом, хотя заметила и то, что он уже не совсем новый; на ободах колес виднелась ржавчина, и потрепанная корзина перед рулем слегка перекосилась. Мне вспомнился мой прекрасный и блестящий красный велосипед, стоявший в конюшне Адмирал-хауса, и из-за этого я вдруг подумала о папе и о том ужасном оттенке, который приобрело лицо бабушки, когда она читала телеграмму.

– Ты уверена, что у нас все в порядке? – опять спросила я, повернувшись к Дейзи.

– Да, мисс Поузи, идите, погуляйте с подружкой, увидимся позже.

Весь тот день, хотя мы весело покатались на велосипеде и мне понравилось сидеть за большим столом с тремя братьями и сестрами Кэти, подкрепляясь мясом с картофельными пампушками, которые здесь называли плюшками, живот мой скручивал противный навязчивый страх.

Домой я вернулась в сумерках. И сразу увидела, что в гостиной включен свет, но камин – где обычно к вечеру уже горели и весело потрескивали дрова – не разожжен.

– Здравствуйте, мисс Поузи, – открыв дверь, приветствовала меня Дейзи. Ее лицо было таким же мрачным, как сгустившиеся сумерки. – Кое-кто хочет повидать вас.