Жоржи Амаду - Лавка чудес

И дождались новостей – больших, да нежеланных. С утра пораньше Лу, которая достигла совершеннолетия и стала сама себе хозяйка, ушла из дому и не вернулась. Родителям оставила убийственно лаконичную записку: "Не сердитесь на меня, я выхожу замуж за человека, которого люблю, прощайте». Полковник Гомес бросился в контору доктора Пассариньо, полный решимости любым способом не допустить бракосочетания, вернуть дочь, а Тадеу засадить за решетку.

Какое бы то ни было судебное преследование исключено, ответил полковнику бакалавр. Лу – совершеннолетняя, по закону вправе поступать, как ей заблагорассудится, в том числе выйти замуж, за кого пожелает. Жених не устраивает родителей? Жаль, конечно, но ничего сделать нельзя, лучше всего – помириться с женихом, презрев разногласия, наверняка несущественные.

Ну уж нет! Полковник заметался из угла в угол. Подлый негр! Его пустили в дом как однокашника Астерио, частенько подкармливали, а он этим воспользовался, чтобы вскружить голову девочке, ребенку. Безродный мулат, ни отца, ни матери, образование получил, можно сказать, на милостыню, ничтожество – вот что такое этот Тадеу Каньото!

– Простите, полковник, но доктор Тадеу Каньото вовсе не ничтожество. Это крупный инженер с отличной репутацией и большим будущим. С другой стороны, Лу – не девочка, ей двадцать один год, и если уж она покидает отчий дом, чтобы повенчаться с доктором Тадеу, значит, любит его по-настоящему.

– Метиса!

– Извините меня, полковник, не далее как вчера я сам домогался руки Лу и не скрывал этого ни от вас, ни от доны Эмилии, получил одобрение вас обоих, чем весьма горжусь. Меж тем, полковник, я ведь тоже метис, но это не…

– Метис? Вы?

– Вас пугает не раса, а цвет кожи. Моя бабка по отцу была мулатка, причем очень темная, полковник. Я получился белым, но мой брат, врач в Сан-Пауло, пошел в бабушку – он миловидный смуглый брюнет. Кстати, женат на дочери очень богатого итальянца. В Баии, полковник, трудно сказать, кто не метис.

– В моем роду…

– Полковник, если уж ваша дочь любит доктора Тадеу, откажитесь от предрассудков и благословите молодых.

– Никогда! В тот день, когда моя дочь станет женой этого черного, для меня она умрет, погибнет безвозвратно.

– Но появятся внуки…

– Доктор, не говорите мне таких ужасных вещей. Я помешаю свадьбе, чего бы это ни стоило. Я пришел предложить вам быть моим поверенным, чтобы вы помогли мне упрятать негодяя в тюрьму, а Лу в монастырь.

– Я уже сказал вам, полковник, что ничего сделать нельзя, закон…

– Да что мне закон! Вы же адвокат, вы знаете, что законы писаны не для всех. Тот, у кого есть средства, может обойти закон. Я даю вам разрешение тратить, сколько потребуется.

– Это невозможно, полковник. Закон здесь недвусмыслен. Но главное – есть обстоятельство, которое вам неизвестно. С сего дня я – адвокат вашей дочери Лу, она доверила мне защиту ее прав совершеннолетней, дееспособной гражданки от любых действий, направленных против ее бракосочетания с доктором Тадеу Каньото. Следовательно…

Полковник обратился к влиятельным друзьям, угрожал расправой, осаждал прошениями власти. Агенты получили приказ отыскать Тадеу и доставить его в полицию. Они нашли его в «Лавке чудес» за беседой с адвокатом Пассариньо, который обегал полгорода, чтобы сообщить ему о намерениях фазендейро.

– Вы, кажется, мой соперник? – улыбнулся Тадеу, пожимая руку адвокату.

– Думаю, теперь я ваш защитник. Не так-то просто вас найти, доктор.

Когда появились полицейские агенты, Тадеу отказался идти с ними:

– Я не совершил никакого преступления, в полиции мне делать нечего.

– Добром не пойдете – поведем силой.

Адвокату удалось разрядить обстановку, он изъявил готовность пойти к начальнику полиции: «Я с ним хорошо знаком, вместе учились и сейчас поддерживаем дружеские отношения».

Явившись в кабинет начальника полиции, доктор Руй осведомился, какова функция полицейского аппарата: обеспечивать выполнение закона или нарушать его, содействуя актам беззакония и произвола?

– Не горячитесь, дорогой мой. Я получил десяток прошений, полковник Гомес требует засадить своего обидчика в каталажку и как следует проучить, я же велел привести этого субъекта сюда лишь затем, чтобы он дал объяснения. В конце концов, речь идет о похищении несовершеннолетней, девушки из весьма уважаемой семьи.

– Похищение! Несовершеннолетней! Лу сегодня исполнился двадцать один год, юридически она такая же совершеннолетняя, как вы или я. Из дома ушла сама, оставила записку. С этим ясно, а теперь я хочу спросить, вы знаете, кто этот «субъект»? Нет? Так я вам скажу. Это инженер Тадеу Каньото из группы Пауло де Фронтина, его правая рука. У профессора Бернара из Политехнической школы лежит в кармане просьба Пауло де Фронтина быть вместо него посаженым отцом на свадьбе доктора Тадеу Каньото с дочерью полковника Гомеса.

– Да что вы говорите! Я-то думал, это заурядный сердцеед.

Адвокат продолжал сыпать вопросы: вы знаете, где сейчас девушка? В доме профессора Силвы Виражи. Вы пошлете забрать ее оттуда? Начальнику полиции мало неприятностей и нареканий в связи с произволом комиссара Педрито Толстяка? Надо еще? Он, Пассариньо, адвокат инженера, отсоветовал доверителю телеграфировать Пауло де Фронтину об угрозах полиции.

– Я вовсе не угрожал. Послал пригласить его сюда…

– Послали двух головорезов, приказав привести его в полицию. Не окажись меня там, они притащили бы к вам доктора Тадеу Каньото волоком. Представляете себе последствия? Стоит ли рисковать должностью, потакая капризам полковника из сертана? Если Пауло де Фронтин шевельнет пальцем – сам губернатор вам не поможет. Бросьте это, дружище.

Начальник полиции велел сообщить полковнику, что сожалеет, но он бессилен, дело не подлежит компетенции полицейских органов. Отозвал агентов. Должностью он дорожил – на проценты от лотереи уже успел приобрести дом в Грасе.

В отчаянии полковник грозился, что будет действовать сам, что вместо свадьбы будут похороны, что он «исполосует хлыстом черную рожу». Но вместо этого уехал на фазенду, когда о предстоящем бракосочетании объявили муниципалитет и церковь святого Франциска. До плантаций и пастбищ не доносилось пересудов, сплетен, хихиканья и аханья кумушек. Дело получило огласку, в Баии ни о чем другом не говорили. Бабка невесты, мать доны Эмилии, старая Эуфразия, уже сильно одряхлевшая, отказалась ехать с дочерью и зятем в добровольное изгнание, в сельскую глушь. Она не переносит усадебную жизнь, ее последнее и единственное удовольствие – потолковать с людьми. Так и осталась в городском доме с прислугой и шофером, в поместье ее силком не затащишь.