Денис Драгунский - Богач и его актер

Это был единственный свободный столик, а за всеми остальными располагались люди. В углу сидели давешние мальчик и девочка. Дирк попытался встретиться с ними глазами, но они отвернулись. Ему на секунду стало неприятно, но он тут же о них забыл.

Первым делом он наполнил стакан апельсиновым соком и поставил его на свой столик, как бы отмечая, что место занято. Подошел к стойке с закусками. Взял большую, слегка подогретую тарелку. Наложил полную тарелку ростбифа и разных ветчин и колбас. На другую тарелку нагрузил несколько салатов. Отнес на свой столик и вспомнил, что забыл хлеб.

Хлеб лежал на специальной решетчатой доске, теплый, только что выпеченный, даже удивительно, откуда его смогли доставить в такое раннее утро, вряд ли его пекут прямо здесь. Он взял салфетку, накрыл ею половинку батона и отрезал два ломтя. Не забыть бы масло.

Вернулся к столу, потер руки, шепотом произнес молитву и начал наконец есть. Старался есть медленно, смешивая наслаждение от прекрасной еды с насыщением, но все равно смел с тарелок холодные закуски и салаты за каких-нибудь десять минут. Сок тоже кончился. Дирк налил себе еще соку и пошел за горячим. Омлет, баварские сосиски, жареный бекон, куриные кнели для страдающих гастритом и паровая лососина. Лососина, боже мой. Рыба! Здесь должна быть где-то рыба. Как он мог забыть про рыбу? Вот и рыба. На отдельном столе. Белая, красная и пять сортов сельдей. Он взял всего понемногу, попробовать. Даже селедки взял пять кусочков. Принес себе соку, уже третий стакан. Выпил.

На десерт — сыры. От пармезана до бри. Под сыр нужно взять еще хлеба, но теперь другого. Нарезал хлеб, взял упаковку масла, маленький квадратик в золотистой фольге, и стал с наслаждением жевать бутербродики, которые делал с разными сырами.

Потом пошел за кофе. Долго размышлял, какой лучше. Конечно, не эспрессо. Дирк пожалел, что не взял чашечку эспрессо перед завтраком, но теперь уж поздно. Нажал нужную кнопку, и кофемашина выдала ему роскошную чашку капучино с пенистой шапочкой, на которую в финале высыпалась тоненькая струйка коричного порошка.

Он чувствовал, что не может пошевелиться. Ему казалось, что живот врезается в брюки. Набитый желудок подпирал диафрагму и давил на сердце. Дирк уговаривал себя отказаться от сладкого. Он и так наелся, как верблюд, и все-таки из последних сил дошел до сладкого стола. Глаза разбегались. Выбрал маковый торт и клубнику в молочном желе. У него уже глаза подернулись туманом, он почти забыл про Лену, которая сказала, господи, даже страшно подумать, что принимает его предложение. Но ведь он же не делал ей никакого предложения в нормальном, брачном, если можно так выразиться, смысле. Он просто в состоянии какой-то расслабленности и помятости попросил ее: «Спаси меня, девочка». И она совершенно справедливо ответила ему: «Дедушка, вы сошли с ума, о чем вы? Мне вас спасать? Да бог с вами». Отрезвила его этой фразой. И вдруг наутро пришла к нему и заявила, что хочет с ним жить. Неужели ей нужен просто брак с подданным этой страны? Да еще с человеком пусть несчастным и не бог знает каким удачливым, но все же с актером, имя которого не только в «Википедии», но и во всех международных киноэнциклопедиях упоминается, и статьи непременно с портретом. Она хочет стать Леной фон Зандов, вдовой лауреата премии «Оскар»? Или же просто хотела отнять у него пульт? Да ведь она такая умная, такая тонкая, читает серьезные книги, с такой удивительной и трагической судьбой, не может же быть, что она просто полицейская сучка, выполняющая задание своего начальника из какого-нибудь там антитеррористического отдела.

На самом-то деле она его спасала. Уже спасла. Спасибо ей. Не важно, обман это был или нет, дурила она ему голову или действительно придет к нему с чемоданчиком через три дня.

А зачем он все это затеял?

Россиньоли говорил, что правда — это не главное. Главное — красота. А что может быть красивее, чем горящий дворец, по которому в ужасе бегают люди, стараясь спастись? Кто-то выпрыгивает из окна. В дверях конференц-зала — давка. Отважные служащие, рискуя жизнью, выводят людей наружу. Вот парочка мечется на балконе третьего этажа, отрезанная от коридора пеленой огня. Какой-то дурак бежит в номер спасать драгоценные документы и гибнет. Вдали слышен вой пожарных сирен.

Какая красота! Какое чудо!

Внезапно он услышал удар и далекий звон разбитого стекла.

Вскочил со стула.

Он понял, что произошло. Лена! Последняя бомба взорвалась у нее в руках, там, наверху, в бельведере. Стеклянная башенка разлетелась. Лена убита. На крыше уже начался пожар. Сейчас человек в униформе вбежит в ресторан и крикнет: «Господа, сохраняйте спокойствие! Следуйте за мной».

— Не беспокойтесь! — громко произнес официант, увидев, как Дирк озирается и машет руками. — Моя вина! — показал разбитый бокал.

Фу, слава богу.

Или все-таки жаль?

Кивнул официанту, сел, перевел дух, отпил глоточек кофе.

И снова стал смотреть на этих незнакомых благополучных людей, которые, негромко переговариваясь, пили кофе и уплетали ростбиф и лососину. Причем уплетали довольно активно, за обе щеки, тоже пользуясь роскошным бесплатным завтраком и в уме подсчитывая, сколько бы это им стоило, захоти они так закусить в ресторане.

Дирк поглядел на них весело и даже с симпатией. Люди как люди, каждый со своей судьбой, со своими радостями и горестями. Со своей карьерой. Они работают, создают, что называется, добавленную стоимость, новые рабочие места и зарплаты, они не напрасно топчут землю. За что же он их так? Неужели он на самом деле такой, как говорила Лена, — пустой, мелкий и злой человек? Нет, конечно. Конечно, нет. Это было отчаяние, горькое отчаяние старика, который обернулся на прожитую жизнь и не увидел там ровным счетом ничего, только битый кирпич в руинах разбомбленного Фрайбурга и мертвую двенадцатилетнюю девочку, которую он забрасывал кирпичной крошкой. Он ненавидел самого себя, поэтому хотел убить их всех. Но теперь он их помиловал и поэтому снова полюбил. Ведь того, кого спасешь, потом всегда любишь, правда?

Он начал есть маковый пирог. Пирог был очень сладкий, жирный и безумно вкусный. Мак застревал между зубов. Дирк взял из стаканчика на столе зубочистку, выковырял два самых беспокойных зернышка, царапавших десну. В завершение, через силу, проглотил клубнику в желе.

Встал и пошел к выходу, пошатываясь. На чайном столике стояла ваза с орехами: миндаль, кешью, фундук и бразильский пекан. Он на ходу взял горсточку, забросил в рот и стал жевать. Поперхнулся. Сильно закашлялся. Его затошнило. Столкнувшийся с ним официант увидел его бледное, перекошенное лицо.