Геннадий Красильников - Начало года

— А я нисколечко не боюсь. И старика с палкой не боюсь. Нам в школе ставили уколы, девочки некоторые плакали, а я даже нисколечко…

Облизнув языком сухие, горячие губы, Римма через силу улыбнулась этой ласковой тетеньке с такими теплыми, точно у мамы, руками.

Врачебная комната-ординаторская была чересчур мала, троим не повернуться. Ничего лишнего, вещи расставлены впритык: возле стены диван, столик, а напротив — платяной шкаф, где висят чистые, отглаженные халаты и шапочки, и еще стоит узкая кровать, на которой, если выпадали спокойные час или полчаса, отдыхали ночные дежурные.

Врачи после осмотра девочки направились сюда. Соснов сел за столик, Фаина и Георгий Ильич примостились на диване.

— Ну-с, что вы скажете? — оборвал молчание главный врач. — Начнем, хотя бы, с вас, Фаина Ивановна. Выкладывайте свои соображения.

Фаина, словно застигнутая за посторонним занятием школьница, покраснела, принялась нервно крутить пуговицу халата — Алексей Петрович, я пока… не решила. Преображенская поставила девочке первичный диагноз: аппендицит…

— Т-а-ак. Дальше?

— Я… по-моему, у девочки для аппендицита… не характерно.

— Почему вы так думаете?

Фаина окончательно смешалась, строгий тон главного врача сбивал ее с мыслей. Ожидая поддержки, она почти с мольбой посмотрела на сидевшего рядом Георгия Ильича, но тот с поразительно безучастным видом курил папироску, стряхивая пепел в горшок с фикусом.

— Почему вы так думаете, Фаина Ивановна? — повторил свой вопрос Соснов.

— Видите ли… дело в том, что если бы у девочки был аппендицит, то… в этом случае боли не прекращались бы, то есть… Одним словом, здесь боли периодические. Кроме того, при пальпации не ощущается типичных признаков острого аппендицита. Температурная карта также не указывает на это. А еще… нас учили, то есть я не встречала, чтобы при аппендиците у больного наблюдалась рвота. Девочку в дороге несколько раз рвало, это мне сообщил ее отец. Поэтому я думаю, что у девочки инвагинация кишечника…

Фаина замолчала и внутренне похолодела. Дернуло же ее сунуться со своими догадками, будто кто тянул за язык! Ну, конечно же, Соснов и Георгий Ильич подумали о ней, что вот нынешняя молодежь: пять минут, как врач, а уже свое суждение имеет, к тому же других поучает. Соснов, тот, конечно, думает, что за все тридцать с лишним лет работы у него в Атабаевской больнице еще не бывало вот таких самоуверенных девчонок!

Но лицо главного врача продолжало оставаться непроницаемым, он молча сутулился за столом. Наконец, с каким-то интересом посмотрел на Фаину, словно видел ее впервые, и перевел глаза на Световидова.

— Ну а вы, Георгий Ильич, какого мнения?

Световидов утопил окурок папиросы в горшке, скрестил тонкие, очень чувствительные пальцы, сжав ими правое колено. По его лицу невозможно было догадаться, к какому мнению пришел второй хирург. Лишь в уголке рта притаилась неприметная, скорее всего ироническая усмешка. Фаина была уверена, что вот сейчас Георгий Ильич точными и ясными доводами камня на камне не оставит от «ее мнения», и пуще прежнего принялась клясть и ругать себя за ребячью поспешность.

Но вот Световидов заговорил, тщательно подбирая слова, в его голосе звучала доверительность:

— Алексей Петрович, в медицине вы далеко не новичок. Как говорится, вся ваша сознательная жизнь прошла у постели больных и страждущих… Следовательно, вам известно древнее изречение: хирург не имеет права на ошибку…

В наших руках жизнь больного, больше того, — он добровольно отдает ее на наш суд, полностью доверяя мудрости врача. Портным предписывается семь раз отмерить, прежде чем отрезать. Нам же, имеющим дело с живым человеком, а не с бездушным материалом, абсолютно противопоказана неоправданная поспешность…

Соснов, видимо, что-то хотел возразить Георгию Ильичу, но сдержался, старенький стул тяжело заскрипел под ним. Георгий Ильич понимающе вздохнул и повернулся к Фаине.

— Я отлично понимаю настроение Фаины Ивановны. Первичный диагноз «аппендицит» поставлен Ларисой Михайловной. Но почему, спрашивается, Фаина Ивановна должна безоговорочно согласиться с Преображенской? К тому же Лариса Михайловна… гм, работает совершенно по другой специальности. Каждый врач обязан, так сказать, иметь свое суждение. Слава богу, времена, когда люди слепо, рабски соглашались с мнением одного человека, безвозвратно канули в вечность!

Георгий Ильич улыбнулся: он надеялся, что коллеги прекрасно поняли, о чем идет речь. Фаина скорее догадалась, чем поняла: Георгий Ильич стоит на ее стороне, во всяком случае, он не опроверг «ее мнение». Но вот главный врач, по-видимому, ничего не понял. Он в упор тяжелым взглядом уставился на Световидова:

— А каково ваше мнение? Личное!

Главный врач явно начинал нервничать. Георгий Ильич с сожалением посмотрел на него, понимающе покачал головой.

— Алексей Петрович, я далек от мысли в чем-либо поучать вас. У меня слишком невелик опыт… сравнительно с вашим. Но вы сами прекрасно понимаете, что в нашем деле поспешность не всегда в пользу. Поэтому я … мм… воздержался бы от немедленного оперативного вмешательства. Картина не ясна, нам важно получить дополнительные данные… А в остальном…

Георгий Ильич широко развел руками, как бы говоря, что он всего-навсего второй хирург и что последнее слово всегда остается за главным врачом. Если главный врач примет решение оперировать девочку немедленно, то он, Световидов, готов подчиниться.

Соснов поднялся и, глядя куда-то в угол, проговорил вялым, потускневшим голосом:

— Ну что ж, подождем. Возможно, вы правы, Георгий Ильич… Хирург, действительно, не имеет права ошибаться. Кхм… Я понимаю, ваши слова вызваны… не трусостью. Нужно подождать. Да, да…

Тяжело опираясь на палку, главный врач медленно вышел из ординаторской. Едва за ним закрылась дверь, как Георгий Ильич вскочил с дивана и принялся возбужденно расхаживать взад-вперед по тесной комнатке. В такт своим шагам он помахивал в воздухе кистью руки и сухо пощелкивал пальцами, то и дело поводил по гладко зачесанным волосам. Фаина боязливо поджала ноги: Георгий Ильич, казалось, перестал замечать ее и едва не наступил на туфельку.

— Фаина Ивановна, ну подумайте, как можно разговаривать с подобным человеком? — Световидов метнул в сторону двери глазами. — Скажешь — не нравится, помолчишь — опять-таки навлечешь на себя высокий гнев… Удивительный характер у нашего уважаемого главврача! Он непостоянен и сварлив, как все старые люди… Не прошло десяти часов, как поступила больная, еще не готовы анализы, не ясен характер заболевания. Алексею Петровичу уже не терпится: подайте ему точный диагноз, и никаких! Но медицина, Фаина Ивановна, не плотницкое дело, и живой организм отнюдь не бездушное дерево!.. Впрочем, что я вам рассказываю, вы знаете об этом ничуть не меньше меня… А вы, кстати, замечаете, что за последнее время наш главный заметно начал сдавать? Вспышки гнева, часто без видимой причины, недовольство окружающими… Впрочем, должен сказать по праву старожила, что Алексей Петрович и раньше не отличался большим тактом, м-да… Отчего вы молчите, Фаина Ивановна? Вы не согласны со мной?