Вера Богданова - Павел Чжан и прочие речные твари

Четыре года назад, уехав из Костеева, Соня пыталась обосноваться в Питере. Первое время жила у тетки в бывшей коммуналке с красивым видом, дорогой, но промозглой и неотремонтированной внутри, словно не созданной для живых людей и похожей на пустой этаж больницы. Сонина кровать стояла у окна дальней комнаты, из которой открывался вид на замерзшую Неву, на цифровой шум снега в ночи и огни на противоположном берегу. И Соня будто врастала в изголовье, становилась немой частью этой квартиры, гулкой и неуютной, с облупившейся краской в ванной, с желтоватыми прокуренными потолками и плесенью на плиточных швах. Тонко свистел сквозняк через неплотно прилегающую створку, отзываясь в пустоте в груди. Друзей в Питере у Сони не было, с теткой отношения сложились так себе, и всё это навевало такую неизлечимую грусть, что в Питере дольше двух месяцев Соня не выдержала и уехала в Москву.

Похожее ощущение она испытывала сейчас. Хотя, наверное, оно никогда и не исчезало, просто ушло на задний план на время, приглушенно бормотало из угла. Без Паши рядом это чувство пустоты поглощало Соню, даже в автобусе на загруженной Волгоградке, даже в вагоне метро, в теснине потных тел, даже с подругами или парнем, который так настойчиво предлагал свой номер. Она могла переспать с ним хоть на первом же свидании, но не захотела, ведь он совсем не походил на Павла: какой-то несерьезный, дерганый.

Руслан не выжил, об этом Соня узнала в «Благих сердцах». Коллеги скинулись на похороны, кто-то даже на них пошел, хотя большинство решило отделаться деньгами. Никому не хотелось привлекать внимание полиции, фигурировать в деле, связанном с «контрас». А Соня просто не смогла – в день похорон у нее скакнула температура под сорок. Она будто лежала в кипящей воде на дне кастрюли, смотрела в зыбкий потолок, потом ее рвало на пол у кровати. Потом из марева выплыло лицо Алины, подружки из «Благих сердец». Соня была готова ее расцеловать в обе щеки, не будь ей так нехорошо. Алиночка вызвала врача, сделала Соне укол, и жар ушел, сразу полегчало.

Примерно в то же время, между майскими праздниками, прислали отказ из института. Они не приняли документы «в связи с пунктом 6.14 Приказа № 402», который не допускал к экзаменам людей, стоящих на учете. И было почему-то очень жалко даже не себя, а время и деньги, которые она потратила на подготовительные курсы. В списке успеваемости Соня была на первом месте. Она бы точно поступила на этот раз.

Соня не стала доказывать, что она – лишь свидетель, а не подозреваемая, или как там у полицейских это называлось. Информация о том деле наверняка пришла в приемную комиссию совсем не из полиции, а из органов, стоящих куда выше. Руслан рассказывал про базы, которые собирают на людей, связанных с «контрас». В тюрьму ты можешь не попасть, но вот по-настоящему тебя никогда не отпустят, будешь всегда на крючке.

Может, по этой причине ее удалили из всех чатов «контрас» и больше не выходили на связь. Расставшись с Пашей в тот ужасный день после «Дружбы» и проплакав полночи, Соня открыла мессенджер, а там уже было пусто. Как будто «контрас» ей приснились. Соня даже не успела написать им про парня, который сбежал и не помог Руслану. Интересно, думала она, сидя на кухне и выкуривая одну сигарету за другой, этого Елжана тоже выкинули из списка контактов? Вряд ли, он же так ловко скрылся, ни разу не засветив лицо. Правда, мог спуститься и помочь Руслану, хотя бы попытаться, а предпочел сбежать. Но в сравнении с великой общей целью это мелочи, ведь так?

Неприятная мысль. Ее Соня предпочитала не думать.

Она включила арки. Скучая, пролистала новостную ленту: до сих пор с затаенным страхом искала свое лицо среди прочих, но нет, похоже, дело действительно замяли. В районном форуме какая-то дама собирала подписи. «Кошмар, почему все молчат об установке устройств распознавания лиц на детской площадке у 135 дома? Теперь нужно запрашивать разрешение, чтобы где-то погулять с ребенком! Цифровой концлагерь!» Другие пользователи над ней смеялись («Так лет двадцать везде стоят, доброе утро», «Одна из контранутых штоле?», «Уже обсудили, подали в суд и проиграть успели»), уверяли ее, что эти устройства для ее же безопасности («Сами же в случае чего будете записи поднимать, искать преступника», «Меньше пьяни будет на лавках рядом с детьми», «Так оно лучше, поверьте, чужие люди не зайдут»), стоял десяток еще не заблокированных пожеланий смерти – прокитайские онлайн-хунвейбины очень не любили тех, кто задавал лишние вопросы. После прочтения комментариев Соне стало грустно. О чипах так же будут говорить, когда объявят? Мол, это всё для блага и удобства?

Поверх страницы всплыли баннеры, один перекрывал другой. На верхнем был изображен жуткого вида мальчик с явно дорисованными тенями под глазами и синеватым ртом. Соня пробежала глазами убористый текст, кровавый шрифт на черном: «СТРАШНАЯ ПРАВДА о спецшколах, в которых ЗОМБИРУЮТ ДЕТЕЙ!» Поняв, что речь идет о некоем параноидном бреде, Соня махнула рукой, закрыв окно.

Со второго баннера ей улыбнулся Руслан.

Фото было сделано в каком-то баре, глаза у Руслана пьяненько блестели, но выглядел он как всегда обаятельно. Соня включила видео, и ей обстоятельно рассказали, как он умер, сколько провисел на страховке, ожидая, пока его снимут. «Контрас» призывали общество обратить внимание на произвол полиции и непрофессионализм спасателей, сообщали, что после несчастного случая к ним примкнули сотни человек.

Соня коснулась баннера, чтобы его убрать, и видео превратилось в черный прямоугольник чата, в котором было скупое:

«завтра пришлем ему на почту. поможем с ментами. ок?»

С минуту Соня изучала сообщение, будто искала в символах подвох. Все-таки решили выйти на связь? Общаться с помощью всплывающей рекламы? Только из-за Павла и программы слежения, которую они хотели установить ему на планшет, или действительно «своих не бросают», как говорил Руслан?

Руслан на фото всё улыбался и будто говорил ей: расслабься, красотуля. Откроешь письмецо, и всё.

Соня выключила очки, затушила сигарету, допила кофе и пошла в душ. А пустота в груди немного затянулась.

Хуэйлан Петровна Иванова была породистой белокожей блондинкой, полноватой, тихой, с печальными воловьими глазами. Родители ее, люди творческие и неординарные, вдруг соблазнились повальной модой на всё китайское и не подумали о дальнейшей судьбе Хуэйлан Петровны в русской школе. Собственно, она была не одна такая, лет пятнадцать назад страну наводнили Шуаны, Бохаи и Пенфеи, на детских площадках превращавшиеся в Шуш, Бош и Пеш.

Но главной бедой Хуэйлан Петровны стало совсем не имя. Лет в пять она встретила любовь своей недолгой жизни – первую модель очков виртуальной реальности «Huawei». Когда родители были заняты, они включали Хуэйлан Петровне мультики, и после погружения в объемный сочный мир мультипликационных грез мир настоящий казался унылой калькой виртуального. Скука переполняла Хуэйлан Петровну, руки зудели, и зуд этот унимался лишь когда она хватала очки и накрывала ими глаза. В школе мультики сменились играми, в перерывах между которыми Хуэйлан делала уроки – не хорошо, но и не плохо, средне, без удовольствия и понимания, зачем всё это нужно. Просто чтобы от нее отстали и разрешили поиграть. Других развлечений, как и друзей, у нее не было.