Лариса Шкатула - Замуж не напасть [litres самиздат]

– Я подала на развод, – говорит Евгения и смотрит, как на глазах меняется лицо мужа: от обиженного – что можно ждать от тебя хорошего? – до недоумевающего: уходить от меня?!

– Могу я узнать причину? – холодно спрашивает он, вздергивая подбородок.

Что? Причину? От возмущения у неё перехватывает дыхание, и Евгения боится, что открой она сейчас рот, оттуда вылетит лишь задавленный писк. Она идёт на кухню, мелкими глотками выпивает полстакана воды – рука у неё дрожит. И почти бегом возвращается в комнату.

– Причина в том, – выпаливает она, – что ты заставил меня чувствовать себя шлюхой!

– Чувствовать или быть? – спокойно уточняет он и подчеркнуто внимательно смотрит на балконную дверь, будто ожидает, что из неё выйдет высший судия и испепелит неверную жену.

Евгения садится в кресло и опускает глаза, чтобы "любимый муж Аркадий" не увидел плещущей в них ненависти: да, она ненавидит его! Он, как всегда, не понимает её молчания. Решил, что она уже раскаялась и потому охотно менторствует:

– Ты насмотрелась дешевой американской порнухи и думаешь, будто жизнь – сплошной секс, а сексуально озабоченная женщина не может быть ни хорошей женой, ни матерью! Где Никита? Опять у бабули? Чтобы развязать руки мамуле?!

Что он говорит? Во всём обвиняет ее? И то, что она не спит по ночам, а тело её напрасно томится, значит лишь, что она просто похотливая сучка?! А то, что у неё в организме все разладилось, и она стала раздражительной при её прежде веселом и легком характере?

Аркадию сорок шесть лет. Он на десять лет её старше. Интимные отношения между ними бывают не чаще одного раза в месяц. А когда у Аркадия как-то были неприятности по работе, они не жили как муж и жена больше полугода…

Неужели, в тридцать шесть лет её жизнь уже кончилась? Неужели, как женщина она больше не может вызывать желание? Почему-то всё её естество протестует против этого!

Евгения всегда за собой следит: это у них в роду, всё женщины такие. Наверное, умирать будет, попросит, чтобы ей в гробу подкрасили губы… Так вот, тогда, в те злосчастные полгода, она превзошла саму себя – на какие только ухищрения не пускалась! И туалетную воду подбирала особую. Может, думала, на запах среагирует? И спать ложилась обнажённой! И будить его пыталась – он ведь засыпал, её не дожидаясь. Всё напрасно!

Она ехала в автобусе домой и вспоминала эти свои бесплодные попытки, и жарко краснела при мысли, что она так унижалась ради… Собственно, ради чего? Ради удовольствия?

Её тело. Вот что двигало ею. Это тело не хотело – почти стих! – не хотело подчиняться мысли, что как женщина она уже кончилась. Оно чего-то там хотело, это странное тело! Хотело дарить себя. Отдавать! Радость обладания! Какие красивые слова. А у неё не было радости. Просто она неинтересна, как женщина, так ей казалось!

Вот в эту самую минуту кто-то и сказал ей в ухо:

– Девушка!

Она вздрогнула от неожиданности – обычно так её называли, в основном, в очереди – и обернулась, какой-то мужчина невидный, рыжий, одного с нею роста положил руку рядом на поручень и улыбался ей так, будто они – давние знакомые.

– Мы ходили в один детсад? – неприязненно спросила она; Евгения не имела привычки знакомиться в транспорте и обычно, почувствовав её нежелание, мужчины оставляли свои попытки. Другие, но не этот. Этот лишь спокойно сказал:

– Нет, мы живем в соседних домах. Обычно я молча любуюсь вашим лицом, но сегодня вы так ожесточённо воюете сама с собой, что я решил вас окликнуть, дабы не допустить кровопролития.

"Ишь, как складно чешет!" – недовольно отметила она про себя, но на прежних мыслях сосредоточиться уже не смогла и вынуждена была слушать этого… соседа!

– Какая вы, однако, пристрастная!

– Что? – она не поверила своим ушам.

– Вы меня совсем не знаете, а уже не любите!

– А я должна вас любить?

– По крайней мере, могли бы заинтересоваться: во мне уйма достоинств!

Автобус остановился. "Из-за этого приставалы я чуть не пропустила свою остановку!" Она выскочила, но он уже стоял на остановке и протягивал ей руку. Чтобы не выглядеть законченной стервозой, Евгения оперлась на неё, но тут же быстрым шагом направилась в сторону дома.

– У вас дома дети? – спросил он, приноравливаясь к её бегу.

– Нет! – она резко остановилась (Аркадий таки прав: и в тот день Никита был у бабушки). – Привычка – всегда мчаться домой.

– Наверное, вы на бегу и не заметили, что наступила весна? – спросил он и протянул ей букетик ландышей. – Может быть, немного погуляем?

Евгения мысленно пробежала, как по клавишам: в холодильнике – борщ, плов, компот, муж придёт не раньше восьми. И правда, куда она так мчится? К телевизору? Что будет плохого, если она немного прогуляется? На самом-то деле, весна!

– Ландыши! – она несколько растерянно понюхала букет. – Разве уже расцвели ландыши?

– Конечно, – удивился он, – конец апреля!

– Вы эти ландыши купили для кого-то другого, а пришлось отдать мне! – проговорила она и осеклась: какое ей дело до того, кому он их купил? Забыла, когда ей дарили цветы… Или взаправду поверила в свою женскую непривлекательность?

Но он поддержал её игру.

– Я купил их для вас!

И не отвел взгляда, хотя глаза его смеялись.

– Но вы же не могли знать, что мы сегодня поедем одним автобусом! Кажется, она тоже втянулась в это игривое настроение.

– Весной, знаете ли, у меня бывают приступы ясновидения! А если бы интуиция подвела, я просто поставил бы ландыши в вазу. Не только женщины любят цветы. Просто мужчины стесняются признаваться в этом.

– Но вы же не стесняетесь.

– Я – другое дело.

– Вы – инопланетянин?

– Нет, но когда-то я раз и навсегда решил: раз я не могу привлекать женщин красотой, буду привлекать оригинальностью.

Они сидели на огромном – в два обхвата – бревне, неизвестно откуда появившемся посреди их нового микрорайона, все деревца в котором были пока чуть потолще прутика. Евгения не могла понять: что это с ней? Никогда прежде она не шла на подобные знакомства.

– Англичанка, блин! – ругался один её коллега. – Обязательно её надо представить! Как же ты в юности с парнями знакомилась?!

Юность! Да, были ли у неё тогда эти самые парни? Нельзя сказать, что на неё совсем уж никто не обращал внимания. В восьмом классе, например, ей прислал записку мальчик "Женя, давай дружить. Дай ответ – да или нет?" Почему-то это чистосердечное предложение тогда её жутко рассмешило. Теперь она понимает, что поступила жестоко. Написала ему что-то вроде: "Мой ответ – нет и нет!"