Лариса Порхун - Счастливая Женька. Начало

Как совершенно не помнил тот момент, когда она оказалась у его мольберта, и, втиснувшись между ними Антоном Ивановичем, прижалась всем телом, запустив горячие руки, с ловкими тонкими пальчиками, ему под свитер. Они были на опушке рощицы, которая являлась весьма посещаемым в станице местом, и только благодаря удачному стечению обстоятельств, их тогда никто не заметил. Потом он долго сидел на собственной куртке, раскачиваясь и обхватив голову руками, а Элеонора старательно приводила в порядок себя и своего учителя.

С огорчением рассматривая пятно от травы на юбке, она ласково успокаивала Антона Ивановича, как мать, вынужденная многократно разъяснять своему неразумному отпрыску очевидные вещи:

– Не надо так убиваться, ведь ничего страшного не произошло, я вас с пятого класса люблю, честное слово,– Элеонора, вскочила на ноги и упруго потянулась всем своим юным телом, – Давайте, я вам помогу встать, пора собираться. Она, наклонив голову, смотрела на свой рисунок:

– А здорово у меня эти березы вышли, правда, Антон Иванович?Он медленно поднял голову и долго смотрел на неё снизу вверх, взглядом, в котором читалосьотчаяние, недоумение, раскаяние и страсть.

Полтора года, до самого окончания восьмого класса, они регулярно встречались. Свидания всегда назначала Элеонора. Он не выказывал ни протеста, ни особого желания. Понуро соглашался.Но только до той секунды, пока она не подходила вплотную к нему, не обхватывала его лицо руками и не принималась жадно целовать. После этого у Антона Ивановича наступало какое-то помрачение рассудка, этот уважаемый педагог, сорокалетний женатый человек, отец троих детей, не помня себя, тонул совершенно в объятиях этой девочки, своей ученицы, не испытывая ранее, да и никогда потом, большего наслаждения в жизни.

Окончивший сам художественное училище им. Грекова, будучи истовым «грековцем», Антон Иванович, не только посоветовал это учебное заведение Эле, но и выступил её своеобразным протеже. Его там знали и уважали, помнили по некоторым работам, принимавшим участие в союзных выставках, и считали, что он закапывает свой талант, работая в далекой станичной школе простым учителем рисования. Эля легко поступила и с головой окунулась в бурлящую, многоликую и насыщенную студенческую жизнь в большом городе. Антон Иванович после отъезда Эли дважды приезжал к ней, но оба раза Элеонора выражала искреннее удивление и недовольство его появлением, о чем коротко и жестко сообщила во время их второй, как оказалось, последней встречи:

– Что было, то прошло, у меня теперь своя дорога, незачем вам ездить, – и, глянув, на него кокетливо и лукаво, как умела только она одна, со смехом добавила, – Я ведь не назначала вам свидания, Антон Иванович.

После этой встречи он страшно запил. Однажды в декабре, за пять дней до наступления 1965 года, он на рассвете вышел по нужде, в одном белье и валенках и пропал. Нашли его только на второй день, он сидел насмерть замерзший, привалившись к тоненькой березке, в нескольких метрах от той самой опушки, где два с половиной года назад произошло самое яркое и значительное событие, четко разделившее его жизнь, на «до» и «после», и знаменующее для Антона Ивановича начало конца.

Элеоноратак никогда и не узнала об этом, а если бы ей и стало известно, скорей всего, она пожала бы своими точеными плечиками, как бы отказываясьпонимать, какие только глупости не вытворяют люди из-за форменных пустяков. Незадолго до этого из-за перитонита умерла мать Элеоноры, но у девушки настолько лихо закручивалась жизнь, – сумасшедший роман с иностранным студентом политехакубинцем Алехандро, тайный аборт от него, улетные вечеринки, «травка» и алкоголь в неограниченном количестве, – что о полученной телеграмме, все это время валявшейся на подоконнике в общежитии, она вспомнила только через неделю после похорон. Отец публично отрекся от неё, пообещав собственноручно удавить неблагодарную, пустившуюся во все тяжкие, подколодную гадюку-дочь, если та вздумает появиться в отчем доме. Он запретил сестре и двум братьям Эли, даже упоминать её имя, а в случае ослушания угрожал проклятием. Все это ей пытался рассказать Антон Иванович, когда навещал её в последний раз. Элеонора лишь нетерпеливо и раздраженно фыркнула, в том смысле, что она очень сомневается, что ей когда-нибудь придет в голову тащиться в ту глухомань, к этим серым и забитым людям. Не больно-то и нужно!

Игорь Соколовский, молодой человек 29 лет, который расположился недалеко от театра, на лавочке в парковой аллее, и только что с большим удовольствием выпил бутылку рижского пива (то, что нужно после вчерашней попойки), не мог и предположить, какой сюрприз ожидает его за дверью театральной мастерской.

– Откуда ты, прелестное дитя!? – спросил он, с восхищением разглядывая Элеонору.

– Из Ростова, … работать с вами буду…вот …, – вспыхнула Эля, положив на место эскизы, которые до его прихода с любопытством разглядывала, – Очень здорово! – она кивнула на рисунки.

– Это для «Маскарада», обновить кое-что нужно, в сентябревыходим в новом составе, так что подключайся, – Игорь! – шагнул он навстречу к девушке и протянул руку.

– Очень приятно, Элеонора…, – он держал её руку в своей и, по-видимому, не собирался отпускать, Эля не возражала …

– А уж как мне приятно…, – Игорь, не отрываясь, смотрел на неё.

Эльвире стало неуютно под его взглядом:

– Арлекин бесподобен, но такой зловещий, страшнее Неизвестного – сказала она, чтобы сказать хоть что-нибудь, – А у Нины платье великолепное, но уж очень траурное, вы не находите?!

– Так и нужно, детка, – он помедлил, и добавил тихо, – этого и добивался… – он продолжал разглядывать Элю своими прозрачными, бутылочного цвета глазами и нахально посмеиваться. Для неё ситуация была непривычная, искреннее смущение было для неё чем-то новым и волнующим, – почему, интересно? – думала Эля. Прирожденная актриса Элеонора настолько привыкла к ведущей партии и своей всегда главенствующей роли, что сейчас растерялась и не знала, как себя вести. Что-то, безусловно, было в этом парне, который стоял напротив в мятых джинсах и не самых чистых кедах и похоже, вовсе не собирался падать в обморок от Элиной неземной красоты.

«Это будет интересно, – пронеслось у неё в голове, – Достойный противник.»

– А, уже познакомились, – в мастерскую вошел помощник режиссера, – Соколовский, ты во сколько сегодня явился на работу? – он обошел стол, со сваленными на нем обрывками декораций, бумаги, красок, поднял и водрузил на стол ангела с поломанным крылом, несколько упавших разноцветных масок, затем подойдя ближе к Игорю, шумно потянул носом, – А вчера во сколько ушел?