Лариса Порхун - Счастливая Женька. Начало

Девятый и сороковой день устраивали на любимой даче Николая Петровича. На сороковинах, уже поздно вечером, к ней подошла невестка, жена Юрия, Инга и скорбным шепотом сообщила, что дачу надо освободить.

– В каком смысле освободить? – не поняла Галина Аркадьевна, – От кого?

– Мы сдаем дачу в апреле, понимаете, Юрий заканчивает докторскую, скоро защита, нужны деньги, – Инга вздохнула и пожала грациозными плечиками, обтянутыми черным атласом, – Вы не подумайте, мы знаем, сколько вы сделали для Юриного папы, но у вас есть прекрасная квартира, а нам сложно, ведь Юра такой не практичный, а тут предложили сдать дачу на несколько месяцев и деньги хорошие….

– Я ничего не делала «для Юриного папы», – ледяным тоном ответила ей Галина Аркадьевна, – все, что я делала, я делала для своегомужа и не считаю это чем-то выдающимся, – Галина Аркадьевна с высоты своего роста и комплекции, глянула на хрупкую, невысокую Ингу, – Так ведёт себя любая нормальная женщина, если она уважает и любит своего мужа, – Галина Аркадьевна выдержала паузу, снова пристально смерив растерянную невестку взглядом, в котором читалось откровенное сомнение, что Инга на её месте поступила бы также и добавила:

– «Я освобожу дачу к понедельнику. Если бы дело было только во мне, я съехала бы немедленно, но здесь моя подруга с больным внуком, а им нужно время, чтобы собраться, – считая разговор оконченным, Галина Аркадьевна направилась на кухню, где верная Надя мыла посуду, а её внук – солнечный мальчик Костик, настолько насколько позволял его диагноз «синдром Дауна», как всегда, старательно ей помогал.

– Все равно не понимаю, почему именно в медицинский?! – ни к кому напрямую не обращаясь, тихо повторила Зинаида, – Трупы, инфекция, вонь…

– Да ты что заладила: почему, почему!? Радоваться надо – в семье свой врач будет, – Галина Аркадьевна в сердцах встала, – Что тебе не нравится-то опять!? Чего ты все грызешь её!? Девчонка с одной четверкой школу окончила, с лёту в мединститут поступила, а… тебе все равно не угодишь – Галина Аркадьевна махнула рукой.

– Мы с Валерой думали, чтоб в педагогический, учительницей. У неё бы получилось, она с детства с малышами хорошо управлялась, – Зинаида тоскливо посмотрела на мужа, ожидая поддержки. Но Валерий демонстративно уставился в телевизор.

– Они с Валерой думали! Очень интересно, чем именно, хотелось бы мне знать…. Неизвестно, как закончилась бы эта увлекательная беседа, если бы не звук открывающейся входной двери. Галина Аркадьевна зыркнула грозно на дочь и поспешила в прихожую встречать Женьку.

Собрались узким кругом в честь недавно зачисленной на 1 курс медицинского университета Евгении Шаповаловой. Но настроение у бабушки и матери было заметно подпорчено, обе взглядами старательно избегали друг друга, – Опять поцапались! – пронеслось у Женьки в голове. В кресле перед телевизором сидел хмурый отец, не повернувший даже головы в сторону вошедшейдочери. Через час Галина Аркадьевна засобиралась домой, внучка пошла её провожать на остановку. Зинаида глянула в окно, как они шли: дочь, активно жестикулируя, что-то радостно на ходу рассказывала, мать внимательно слушала, с улыбкой кивая. Зину накрыло горячей волной хорошо знакомое ей смешанное чувство обиды, горечи и вечного её спутника с детства, постепенно нарастающего глухого раздражения на мать.

– Господи, можно подумать, что я завидую, это отвратительно, – подумала она.

– Вот именно. Завидуешь и ревнуешь свою мать к дочери! – тут же пронеслось в голове, – Ну почему она так всегда, как будто меня нет, как будто я дура набитая, – Зинаида готова была расплакаться, – Со мной она никогда не была такой веселой и никогда меня так не слушала. Зина смотрела в одну точку, глубоко задумавшись. Зловредная память услужливо выдавала ей одну за другой картинки из детства и юности: как-то в седьмом классе она собиралась на день рождения подружки и одноклассницы Машки Данилец и долго трудилась над прической. Когда она вышла из комнаты, мать в присутствии Василия Ивановича громко рассмеялась: «Что это за Эйфелева башня, немедленно приведи себя в порядок, Бриджит Бардо недоделанная!». А ещё раньше, лет в двенадцать, Ольга Ефимовна, классная руководительница и учительница русского языка и литературы, похвалила её за выразительную декламацию стихотворения Н.Некрасова и посоветовала записаться в школьный театральный кружок. Когда Зинка вечером, смущенно улыбаясь, рассказала об этом матери, она только хмыкнула: «Да что ты, какой тебе театральный…Это для таких, как ваша Карина Абазова, ярких, красивых, голосистых…». Зинаида вспоминала, как из кожи вон лезла, чтобы заслужить похвалу матери. Этого крайне редко удавалось достичь, да и то необходимо было прилагать титанические усилия. У матери был такой удивленный вид, если у неё что-то хорошо получалось, как будто в её картине мира произошел чудовищный сбой и совершенно неизвестно к чему это может привести. Зато когда дочь очередной раз оказывалась не на высоте, мать поджимала губы, горестно кивая головой, с видом человека, которого хамским образом надули, подсунув вместо идеального ребенка, получить которого у неё были все основания – жалкую троечницу Зинку. Потом она молчаудалялась всем своим видом демонстрируя смирение, жертвенность и следующий посыл: «Нет, я не жалуюсь, просто, честно говоря, непонятно, как такое вообще могло произойти со мной !?» Отец умер, когда ей было одиннадцать, как Ярику сейчас. Она его не очень хорошо помнила, он пролетел каким-то веселым, шумным, ярким метеором и исчез навсегда. Но и то, что она запомнила, не оставило глубокого следа: как и все остальное в своей недолгой жизни, отец не воспринимал и её всерьез, – шутовство и насмешливость его общения скрывались под маской простоты и искренности.

На каком-то этапе своего взросления Зина просто устала. Устала добиваться похвалы, устала доказывать свою значимость, устала от регулярно демонстрируемых фактах её незначительности и бесталанности, а больше всего устала от своих тщетных попыток доказать обратное. Зина приняла решение уехать от матери, и чем скорее, тем лучше. Она, как ей казалось, совсем перестала мучиться по поводу того, что скажет ей Галина Аркадьевна. И эта интуитивно применяемая Зинкой незнакомая ей тактика оказалась самой верной. Только отделившись от матери, Зина свободно вздохнула и шагнула в новую жизнь легко и смело. Никому не нужно было ничего доказывать, никто её ни с кем не сравнивал, ни у кого не нужно было выпрашивать похвалу, можно было оставаться самой собой, не тянуться из всех сил за недосягаемым идеалом, и не казаться тем, кем ты, на самом деле, не являешься. По прошествии некоторого времени, оказалось, что Зина не такая уж и серая мышка.Девушка была неплохо сложена, являлась обладательницей безупречно-матовой кожи и светло-голубых глаз. Имея от природы красивую форму ног, умело подчеркивала это мини. Она сделала модную стрижку и умудрялась на крошечную стипендию выкраивать себе на наряды. Оказалось, что у неё хороший вкус. Она прекрасно разбиралась в том, что идет, а что нет. Девчонки в общежитии часто обращались к ней за советом. К тому же, материнская школа не прошла даром: у Зинки было редкостное трудолюбие и настойчивость. Кроме того, она умела слушать, и была отличным другом. Все эти качества, за которые Зинаиду Евгеньевну будут уважать, и ценить в течение всей её жизни, не появились вдруг, они присутствовали в ней изначально, но находились в зачаточном, угнетенном состоянии. Уверенность в её приземленности матери и насмешливо-поверхностное отношение отцапривели к тому, что Зинаида и сама была весьма невысокого мнения о своей персоне. И только покинув родительский дом, с единственной мыслью: «Навсегда!», она стала знакомиться с собой, окружающим миром и своим местом в нем. И неожиданно сама себе понравилась. Позже она увидит закономерность: это работает только до тех пор, пока рядом нет матери. Как только на авансцене проявлялась Галина Аркадьевна и в очередной раз на слова дочери готова была махнуть рукой, не удостаивая её объяснением или произнести свое коронное: «Не мели ерунды, Зинаида!», как она опять становилась ни на что не способной,маленькой, невзрачной девочкой.