Максим Пачин - Суета. Роман в трех частях

– Я вас понимаю, министр и в каком-то плане даже с вами согласен, но ответьте мне на такой вопрос, кто будет воспитывать это… «существо»?

– Нам нужно добиться того, чтобы он стал одним из нас. Значит лучше всего, будет его отдать в хорошие и заботливые руки, дабы тот сполна прочувствовал наши порядки и устои. Есть одна на примете персона, она потеряла семью, и вот уже как три года страдает в одиночестве. Обычная мать вряд ли такое примет к себе, а вот она – потерянная душа, отказаться не сможет. Только нужно сделать это все публично, организовать сцену в центре города, радиотрансляцию, позвать газетчиков, чтобы как можно больше узнали об этом.

– Очень хорошо! – восторженно вскрикнул глава, он встал со стула и быстро подошел к министру. – А давайте, вот вы все и реализуете, к тому же я полностью вам доверяю, – мэр приобнял слегка удивленного министра. – Вы только скажите сколько вам необходимо выделить средств, а я все устрою.

– Выделять много не нужно, господин, разве что на торжество и шумиху, чтобы про это говорили хотя бы первые пару недель. А дальше, думаю, ситуация уже будет зависеть не от нас.

– А как же средства на содержание?

– Как раз наоборот, – министр взял очередной листок из большой кипы. – Здесь указано, что она жила ранее у фабрики. Когда на фабрике случилось то, что случилось, ее дом попал под зону покрытия. На месте пепелища смогли обнаружить среди других трупов – ее супруга. А через несколько месяцев она потеряла и ребенка.

– Подождите, коллеги, – мэр вновь сел на свой стул, – я окончательно запутался в этой ситуации. У нее была семья, у этой вот женщине, верно, министр? – тот кивнул. – Потом случилась катастрофа, муж заживо погиб, а она значит с ребенком уцелела, так? – он вновь кивнул. – А что произошло с ребенком? И зачем нам отдавать это существо ей?

– Вы неправильно поняли меня, – четвертый министр подошел ближе к мэру. – Представьте женщину, что потеряла своего семилетнего ребенка. Как вы думаете, о ком она будет сожалеть? О том, кого потеряла. В ее голове уже давно сформировался образ и другого она просто не потерпит. И каждый раз, возвращаясь в прошлое, она будет вспоминать именно его. А вот представьте, женщина теряет ребенка при родах. Не так больно, соглашусь, но вот упущенная возможность стать матерью все равно будет терзать ее душу. Определенного образа в ее голове нет – и нам это на руку. К тому же она потеряла свой дом, а наша программа лояльности смогла выдать ей лишь старую деревянную постройку, на окраине старых районов. И вот, пройдя через такой сложный путь, ей будто воздается благом, ведь кроме пустых стен и старого велосипеда у нее ничего не осталось, а здесь появляется смысл, смысл продолжать что-то делать, смысл в конце концов жить, – он закончил свою речь и сложил все бумаги опять в одну стопку. – Эта женщина – сокровище для нас и нашей ситуации. Она воспитает его, как никто другой, а деньги лишь погубят эмоции, поверьте. Конечно, на первое время нужно будет обеспечить ее едой и будет не лишним обить ее крышу дома, но доводить это все до фанатизма, думаю, не стоит.

– Все же я не пойму, министр, – было видно, как глава этой встречи меняется в выражении лица от усталости, – почему им не выделить новый дом, обеспечить хорошей работой мать, чтобы она не жила хотя бы с низшим классом?

– А вы думаете кто пойдет на войну? Буржуазия с ее манерными замашками? Нет, низший класс и пойдет. А этот ребенок, в последующем возможно может стать командиром одного из полка.

– Что вы сказали?! Это существо будет командовать нашей армией? Да не в жизни! Одно дело принять его в общество наше, а другое давать ему право и власть, вы сами-то думаете, о чем говорите, министр? Он другой, поймите, знаете, как они называют нас? Лягушки! Представляете!? Но зато себя считают людьми. А мы значит у них – «лягушки». Их народ на каждом углу клевещет на нас, а мы должны их чадо принимать и боготворить?! Вы же сами понимаете, что это добром не кончится…

– Я понимаю ваши опасения, господин мэр, но уверяю вас, начав прямо сейчас воспитательный процесс, мы избавим это тело от пагубных мыслей, а когда наступит время, то это уже не будет «существом сверху», а будет настоящим и преданным своему народу солдатом. Все дело в социуме, оно легко исправит любого под себя.

– То есть повода беспокоиться нет? Вы же понимаете, что для своего народа я хочу все самое лучшее, в том числе это должно выражаться и в моих решениях. Просто думается мне иной исход и мысль о том, что плоть врага встанет рядом с нами уж сильно тревожит… Хотя идея ваша мне и нравится, – мэр сфокусировался на книжный шкаф и начал думать. – А черт с ним! Я одобряю вашу идею, министр! – он подошел к четвертому и крепко пожал руку. – От вас я жду список всего необходимого и расчеты по бюджету, – он повернулся к столу и посмотрел на других. – У кого-то есть еще вопросы ко мне? – в ответ ничего не прозвучало. – Тогда все свободны, хорошего дня. А вы, – мэр обратился ко второму министру, – задержитесь ненадолго, обсудим вчерашний вопрос.

Кабинет опустел. Глава сел на свое место и достал миниатюрную курительную трубку с золотым мундштуком. Он высыпал табак из кармана на стол и принялся медленно перебирать его. Он старался подбирать лишь крупные табачные листья, а те, что не подходили сметал на пол. Министр в это время сидел напротив и молча смотрел на окно, откуда с пронзительным желанием пытался просочиться свет. В этот момент непроизвольное молчание плавно стало перетекать в банальное незнание и усугубляло уже затянувшуюся паузу. Министр неохотно встал со своего места и переместился ближе к шкафу. Он взял первую книгу, что заметно выделялась среди остальных и прочитав название положил обратно:

– Хорошо, что мы запретили такое чтиво, – начал он. – Простолюдин запросто мог бы сойти с ума от подобных высказываний. Нынче вообще литература пошла странная, не находишь? – Мэр оглянулся на него и развел руками. – А я вот частенько замечаю такие моменты. С каждым годом их становится все больше и больше… и знаешь, проблема даже не в темах, что затрагивают авторы, а в самом понимании. Вот недавно вычитал у одного: «Наш город», пишет он, «Закрыт со всех сторон, хоть мы подобного не видим, но зато стараемся не упустить возможности вовремя попасть на ярмарку, что открывается по раннему утру. Какие же мы все-таки глупые». Вот читаешь подобного рода вещи и задумываешься, что же должно произойти в жизни у этого автора, чтобы он начал видеть такое? Ну это же все написано не от большого ума, как мне кажется, а лишь бы народ раззадорить лишний раз, выдавая свои безумные мысли за какую-то истину. И что самое страшное, это читают и читают с удовольствием. Что стало со всеми этими писателями, я не пойму, ну раньше же, раньше не было такого. Раньше если и писали, то это по крайней мере было интересно. Было над чем задуматься что ли, – он сделал пару шагов вперед от шкафа и облокотился на край окна. – Нужно этих всех авторов собрать и посадить к чертовой матери, а после воспитать нормальных, новых, чтобы наше общество не отупело окончательно.