Валерий Юабов - Долгая дорога

Именно с этих игр и началось приобщение Даниела к спорту. Доктор говорил: «мальчонка рыхловат». Мы со Светой тоже понимали, что спортивные занятия необходимы – вот Вику они просто преобразили: подтянулась, стала ловкой. Мы восхищались, глядя, как она бегает по бревну, лазает по лестницам. А Данька поначалу становился на занятиях гимнастикой красным, как помидор, пот с него лил градом. Да и вообще занятия в гимнастическом зале, вместе с другими детьми, не нравились сыну, ему хотелось свободы действий. Какое-то время увлекся он баскетболом. Мы даже установили во дворе баскетбольный щит, и по выходным заросшая травой восьмидесятиметровая площадка за домом превращалась в поле боя. Но честолюбивому папаше хотелось большего. Недаром же бабушка Эся в шутку называла маленького Даньку Полваном – богатырем: он и впрямь был мальчиком крепким, плотным. И вот привели мы нашего богатыря в спортивный клуб Хенри Крафта на Метрополитен Авеню, записали в секцию дзюдо, японской борьбы… Семидесятилетний Крафт, в прошлом – тренер сборной США, был крепок и подвижен, как юноша. Он напоминал мне моего бывшего тренера по каратэ Алекса Стернберга – такой же пронизывающий взгляд, та же мягкая, неслышная походка… Да и обстановка зала волнующе напоминала о моем спортивном прошлом. Я с удовольствием принял приглашение сенсея поглядеть, как проходит тренировка. В тот раз опытные ученики отрабатывали броски через плечо. Как умело и красиво они это делали! Подброшенный атлет взлетал вверх, застывал на мгновение в воздухе – и падал на матрас, сильно и громко хлопая по нему вытянутой рукой, чтобы защитить тело от удара. Секунда-другая – атлет снова на ногах, и снова взлетает. Потные, взлохмаченные спортсмены дышали тяжело, но не переставали улыбаться. «Я не сломлен» – говорила улыбка. Шум падающих тел, громкие хлопки, отчетливый голос сенсея, то дающего указания, то восклицающего – «кияй!» Не знаю, как точно переводится это восклицание, но смысл его ясен; оно подбадривает, призывает к усилию… Я глядел на ребят в белых кимоно с завистью – помолодеть бы на двадцать лет! И ругал себя, за то, что бросил каратэ.

Даньке дзюдо давалось с муками. Мучился и я, долгие месяцы, посещая его тренировки: очень уж неуклюже исполнял сын приемы, очень уж был неповоротлив. Тяжело, словно набитый мешок, валился на пол, медленно поднимался, не умея отжаться, отставал в беге… Правда, занятия гимнастикой все же сказывались: он сносно кувыркался и неплохо делал мостики, а это помогало выходить из захватов на полу. Но больше всего мне нравилось, что Ханан не унывал и никого не боялся. Когда я во время схваток глядел на него, я видел не просто бесстрашие: выражение лица было такое, будто мой семилетний сын борется за свою жизнь.

Хенри Крафт был отличным учителем. Его мастерство умножалось внутренней, духовной силой, жизнерадостностью. Удивительно, – но эти качества еще возросли после того, как сенсей перенес тяжелую операцию: ему пришлось сменить тазобедренный сустав. Незаурядные душевные силы помогли Крафту восстановить свои физические возможности, повысить мастерство тренера. Через три недели он – прихрамывая, с тростью, – уже ходил между учениками, снова вел классы. При этом сенсей стал много требовательнее и строже, замечал малейшие промахи. Поправлял – руками, ногой. То и дело гремели его негодующие восклицания: «Ну и захват!» «Кто учил тебя так падать»?

За два года занятий Даниел окреп, сделался увереннее в себе. И спорт полюбил. Успехи приходили постепенно. Его несколько раз повысили в ранге. Он становился участником районных соревнований.

И все же с клубом Крафта пришлось расстаться: умерла бабушка Эся – и я целый год посещал синагогу по субботам, то есть именно в те дни, когда надо было возить сына на занятия. А Даньку пришлось перевести в другой спортклуб – «Спартак», который работал и в будни, и по воскресеньям. Уже по названию видно, что вел клуб выходец из Советского Союза. Это был мой земляк, эмигрант из Узбекистана Аркадий Аронов. И надо сказать, что нам очень повезло: Аронов, мастер международного класса, оказался отличным, тренером. На его занятиях царило то, что я бы назвал атмосферой высокой энергии. Источал ее сам Аронов. Это невозможно было не почувствовать, общаясь с ним даже один на один. Голос, взгляд – спокойный, доброжелательный, покорял внутренней силой… Но этого не опишешь. Впрочем, пытаясь описать, как выглядел Аронов, я тоже с трудом нахожу слова. Спортивной его фигуру трудно было бы назвать, Она не поражала стройностью, разработанными мышцами. Громада, шкаф – вот что приходит на ум. И в то же время этот «шкаф» был очень быстрым, легким и точным в движениях. «Со мною невозможно было бороться» – сказал мне как-то Аркадий со смехом, когда я расспрашивал об успехах его советской спортивной карьеры. И мне стало понятно, почему три года подряд избирали его тренером сборной команды Узбекистана. Впрочем, оказалось, что этот замечательный спортсмен в детстве был озорником, бездельником, с десяти лет курил и мог бы превратиться в обыкновенного уличного хулигана – если бы не счастливый, спасительный случай. Вернулся со службы в армии двоюродный брат Аронова – Исаак, ужаснулся, встретив на улице обросшего, запущенного подростка Аркадия – и привел его в свой спортивный клуб, в секцию борьбы, где сам занимался. Там-то Аркадий и приобщился к дзюдо.

Аронов был тренером настолько требовательным, добивавшимся такой собранности и дисциплины, что Генри Крафт казался рядом с ним баловником. Ох и доставалось же от Аронова, особенно в первое время, Даньке! Как и другим мальчишкам, конечно.

Все начиналось с разминки. Сидя в кресле, сенсей наблюдал, как ребята крутят колесо, кувыркаются, бегают по залу. Войдут в форму – пот пробьёт, да и по лицам видно – сенсей поднимается с секундомером в руках и, разбив учеников по парам, приступает к дзюдо. Тут уж его не назовешь наблюдателем: он становится напарником то одного, то другого мальчишки, добиваясь точности движений, отрабатывая каждый прием. Порой Аронов начинает злиться – и над залом гранатой взрывается: «Ты устал, Урюк? Отдохни у стены, отожмись сотню раз»… Урюк – это любимое бранное слово Аркадия. Но… на столе у него лежит бамбуковая палка. Правда, я не видел, чтобы дело до нее доходило.

Даньку, понятное дело, такие строгости приводили по началу в уныние. «Хочу обратно» – просил девятилетний сын. Даже плакал! – «Через мой труп» – отвечал я, убедившись, что Аркадий ведет занятия блестяще.

Впрочем, со временем Ханаан заслужил одобрение сенсея. «Он в борьбе ведет себя неординарно, – не раз говорил мне Аркадий. – Во время схватки не знаешь, чего от него ожидать». Думаю, что сенсей привязался к мальчику. Кстати сказать, они были похожи, словно родственники: по-азиатски смуглые, круглолицые, рослые, плотные, словно большущий шкаф и шкаф поменьше. Их не раз, по словам сенсея, принимали за отца и сына.