Валерий Юабов - Долгая дорога

Но мозг успевает. В ту долю секунды, когда Сэм при повороте повернулся ко мне спиной, я наношу ему правой рукой удар в поясницу. Под контролем, как и положено…

Возле зеркала гул одобрения: я смог нанести удар сильному борцу, студенту, который много выше меня рангом. К тому же Сэма недолюбливают.

– Матэ! – властный голос сенсея останавливает бой. Сенсей молча указывает на меня: я выиграл очко.

– Ку! – это команда продолжать. Мы заняли позицию, а дальше все произошло мгновенно. Сэм на этот раз сделал то, что называется передним ударом по верхнему уровню. То есть он не разворачивался, а просто отвел назад согнутую в колене ногу – и… Видно, мозг мой успел осознать, что отразить удар не удастся, и я непроизвольно закрыл руками голову… Удар в висок… Что было потом, не помню, удар сшиб меня с ног, и я отключился.

– Are you ОК? – услышал я плывущий голос Алекса. Он похлопывал меня по щеке.

Я поднялся, но с трудом. Голова гудела, кружилась, раскалывалась. Сэм сидел на корточках спиной ко мне: когда сопернику нанесена травма, так и полагается сидеть, пока не будет дана команда продолжать… Если это возможно, конечно. Но я и стоять-то едва мог. Сенсей понимал это.

Дана команда, мы снова стоим друг против друга. Сенсей протянутой рукой оповещает о победе Сэма.

– Валэри, садись, – говорит он. – А ты, Сэм, оставайся.

Сажусь на свое место у зеркала. Через минуту-другую, немного придя в себя, замечаю, что в зале очень тихо, Сэм всё ещё стоит один, а сенсей, опустив голову, быстро прохаживается по залу. Ага… Это нам знакомо, это часто бывает: рыжий тигр в раздумье. Начинается оно обычно с того, что Алекс стоит подбоченившись, слегка покачиваясь из стороны в сторону и устремив куда-то неподвижный взгляд. Потом начинается «тигриное хождение»…

О чем же он думает сейчас?

– Майкл, в центр!

Тихий шелест голосов у зеркала… Светловолосый силач Майкл – самый умелый из учеников сенсея. Мало кому в группе удается отклонить или блокировать его удар. Смотреть на него на отработке ли приемов, на спарринге ли одно удовольствие, так он чёток, так безупречен… Нет, не зря, не зря задумался сенсей, кого выбрать для встречи с Сэмом!

Кажется, и Майкл понял учителя. Едва только соперники поклонились друг другу, как он занял свою любимую позицию «всадник» – на широко расставленных полусогнутых ногах и боком к противнику. После этого поединок длился не дольше секунды. Гибкий Сэм кинулся вперед и тут же получил боковой удар ногой в лицо. Удар был нанесён во всю силу, вопреки нашим правилам. Впрочем, и сенсей не произнес своего обычного: «контролируйте удары». Сэм упал с окровавленным лицом, губы и нос у него были разбиты. Так разбиты, что пришлось вызывать «скорую».

Вряд ли кто-нибудь пожалел Сэма, он-то ведь никого из нас не жалел. Сегодня он получил жестокий, но справедливый урок. И когда месяц спустя Сэм снова смог посещать занятия, все мы увидели, что кое-что им усвоено. Самоконтроль вошел в практику Сэма. Даже учтивость, какой прежде не было, появилась в его манерах.

Уж не знаю, стал ли он осторожнее, опасаясь новых «уроков», или действительно изменился. Настолько, чтобы понять, что такое Путь Каратэ.

Ко второму курсу у меня в колледже уже были друзья. Пожалуй, раньше всех, не считая моей тезки Валерии, сдружился я с Инной. И даже более, чем сдружился (думаю, что мои теплые воспоминания ничем не оскорбят ту, о ком на самом деле идет речь, хотя её имя я всё же изменил). Подружка моя была славная девчонка, неглупая, начитанная, притом добрая и очень веселая. Мне нравилось глядеть, как она смеётся, откинув голову и немного приоткрыв небольшой ротик, так, что чуть-чуть видны белые зубки. Ещё больше нравилось, как она порой посматривала на меня: снизу вверх (я-то повыше), кокетливо прищурив свои карие глаза… Однажды, когда она вот так смотрела, я не выдержал, обхватил её полненькие плечики и стал целовать… Словом, начался мой первый настоящий роман. Я чувствовал себя влюбленным и счастливым, Инна, кажется, тоже. Нам хорошо было вместе, что бы мы ни делали: гуляли, болтали, в кино ходили или к тестам вдвоем готовились. Появилась у нас и общая компания.

Занимались мы обычно у Инны дома. Жила она в Форест-Хилс. Это такой микрорайон у нас в Квинсе, где особенно много русскоязычных иммигрантов, а потому и разнообразных русских магазинов, поликлиник и других обслуживающих заведений и учреждений. Кстати сказать, я очень полюбил Квинс, самый, пожалуй, зеленый из всех районов, входящих в Большой Нью-Йорк. Пижоны и богачи любят свой Манхэттен – остальное для них вообще не Нью-Йорк (впрочем, все ньюйоркцы гордятся Манхэттеном и развлекаться предпочитают именно там). Иммигранты из южных городов России прославляют Бруклин – там, мол, и океан под боком, и пляжи, как в Одессе, и магазины прекрасные. Бронкс… Ну, уж не знаю, кто особенно любит Бронкс, разве что те, кто живут возле его замечательных парков. Но кто бы что ни говорил, по мне в Нью-Йорке нет ничего лучше зеленого Квинса. «Королевин», то есть что-то вроде русского Царицына – не зря он так называется! А названия микрорайонов? Форест-Хилс – лесистые холмы… Вуд Сайд – лесная сторона… Кью Гарденз – биллиардные сады (я так думаю, потому что кью – это кий)… Беллроуз террас – терраса прекрасных роз… Линден бульвар – Бульвар лип… Фреш Медоуз – свежие лужайки… Хиллкрэст – гребень горы… Джамайка Истейтс – поместья Джамайки… Ну, конечно, кое-что изменилось в городском пейзаже с тех пор, как эти названия возникали, но для меня Квинс и сейчас прекрасен. Жить в нем спокойно и уютно.

Я думал об этом, стоя однажды возле окна в гостиной у Инны. Был теплый майский день. За окном открывалась широкая панорама: сначала – улицы, кипящие суетой, люди, снующие взад и вперед, потоки машин, дома, домики, крыши, окруженные зеленью. А за всей этой сутолокой повседневности простиралась на востоке широкая зеленая волнистая гряда до самого горизонта. Казалось, будто густой лес подступает там к городу, замыкая его. Иллюзия, конечно, просто такой отсюда представляется другая часть Квинса, как раз та, в которой я живу. А если смотреть сверху, откуда-нибудь с вертолета, весь наш Квинс увидишь таким же зеленым!

Мы с Инной готовились к тесту по Теории чисел. Если хочешь что-то в этой науке постичь, ею нужно заниматься неустанно. Я и пытался. Но, увы… Преодолев языковые трудности, я сумел в третьем семестре получить по всем своим курсовым предметам четверки, а в этом семестре уже мог бы метить в отличники, кабы не эта самая Теории чисел. Читала нам ее миссис Салиски, молодая блондинка родом откуда-то с Украины – её родители эмигрировали в Америку вскоре после революции. Несмотря на молодость, миссис Салиски не знала снисхождения, она, например, не ставила, подобно другим преподавателям, оценки за трудные тесты чуть-чуть повыше, чем следовало бы по результатам. Кроме того, нам казалось, что она с особой суровостью относится к иммигрантам-евреям. «Антисемитка! – злились мы после очередного провала. – Сама ведь из эмигрантской семьи, и никакого сочувствия!»