Илья Ильф - Лучшие произведения в одном томе

– Третья улица направо, мэм! – отвечал юноша, вытирая руки паклей. – И потом прямо, мэм!

– Все прямо? – спрашивала миссис Адамс.

– Иэс, мэм.

– И сначала проехать по этой улице три блока?

– Иэс, мэм.

– А потом направо?

– Иэс, мэм.

– А налево не надо?

– Но, мэм.

Миссис Адамс некоторое время молчала, внимательно выглядывая из окошечка.

– Значит, вторая улица направо?

– Но, мэм. Третья улица.

– Так, значит, третья улица?

– Иэс, мэм.

Юноша делал попытку убежать.

– А дорога хорошая? – спрашивала миссис Адамс, берясь за ручку скоростей.

– Иэс, мэм.

– Тэнк ю вери, вери мач! – кричал мистер Адамс.

– Вери, вери! – добавляла супруга.

– Вери мач! – поддерживали мы.

Наша машина трогалась с места, чтобы сейчас же остановиться у следующей колонки.

– Надо проверить, – озабоченно говорила миссис Адамс.

– Проверить никогда не мешает, – подтверждал мистер Адамс, потирая руки.

И снова начиналось – «иэс, мэм» и «но, мэм».

Информацию брали в общей сложности до пяти часов дня и из Санта-Фе выехали в сумерки, что еще увеличило опасения мистера Адамса. Он молчал до самого Альбукерка. Очевидно, его беспокойная душа была стеснена тяжелым предчувствием.

Стало совсем темно. Наши бледные фары, которые с таким усердием были изготовлены на карликовом заводе Форда, с трудом пробивали мглу, насыщенную водой.

Только один раз мистер Адамс нарушил свое трагическое молчание.

– Бекки! – воскликнул он. – Мы забыли пойти в Санта-Фе на почту за шляпой, которую, вероятно, уже успели переслать из Канзаса. Да, да, сэры, эта шляпа сведет меня с ума.

– Ничего, мы пошлем из Альбукерка открытку, чтобы шляпу переслали в Сан-Франциско, – ответила миссис Адамс.

Путешествие до Альбукерка прошло вполне благополучно. Мы не могли даже определить, в каком месте был тысячефутовый спуск, хотя в продолжение нескольких часов нервно вглядывались в тьму.

Но уже в самом городе, разыскивая кэмп для ночлега, мы съехали с дороги и застряли в большой луже. В первый раз за время путешествия, изнеженные бетонными дорогами и «сервисом», мы вылезли прямо в грязь и, охая, принялись подталкивать наш любимый кар, завязший по самый буфер. Машина не двигалась.

– Да, да, сэры, – восклицал мистер Адамс, ломая короткие толстые ручки, – вы просто не понимаете, вы не хотите понять, что такое автомобильное путешествие! Нет, серьезно, нет, мистеры, не говорите мне ничего, вы этого не понимаете.

В конце концов явился джентльмен в жилетке, с надвинутой на нос шляпой. Он подошел к миссис Адамс, назвал ее «мэм», потом сел на ее место и дал такой газ, что наш кар заволокло вонючим дымом. Раздалось неистовое жужжание, мистер Адамс в страхе отступил, и машина, разбрызгивая тонны жидкой грязи, выехала на дорогу.

Это было первое звено в цепи несчастий, постигших нас на следующий день.

Мы выезжали из Альбукерка в ужасное утро. Красивые глинобитные домики с торчащими наружу концами потолочных балок, плакаты «Кока-кола», монастыри, аптеки, старинные испанские миссии и такие же, как на Востоке, газолиновые станции – все было залито серой дождевой водой. Здесь у входа в домики висели деревянные ярма от воловьих упряжек (память о пионерах-золотоискателях). На крышах мексиканских хат сушились, вернее – мокли, связки красного перца. Мокли объявления об экскурсиях в окрестные индейские деревни и испанские миссии (до самой ближайшей – сто восемьдесят миль).

В это утро нам предстояло перевалить через Скалистые горы.

Вдруг среди ужасной хмари появился чудный просвет зеленого неба. Дорога шла кверху. Никаких гор мы не видели. Были видны лишь холмы и разрывы почвы. Дождь прекратился, и выглянуло солнце. Мы принялись восхищаться природою и резвились, как три знаменитых поросенка, не подозревавших об опасности.

Подымаясь все выше, автомобиль выехал наконец на громадное плато. Дорогу завалил тающий снег и лед. Было светло и холодно, как весной. Мы находились на высоте двенадцати тысяч футов.

– Смотрите, смотрите! – кричала миссис Адамс. – Какие скалы на горизонте. Какая красота! Тень, тень! Зеленая тень от скалы.

– Сэры! Это величественно! – надрывался мистер Адамс, возбужденно вертясь на месте. – Да, да, да, сэры, это зрелище облагораживает душу, возвыша…

Он вдруг замолчал и, вытянув шею, уставился на дорогу.

Машина начала вилять из стороны в сторону и скользить по мокрой ледяной каше. Она покачнулась, задние колеса занесло вбок. Миссис Адамс нажала тормоз, и машина стала поперек дороги.

Ах, как не хотелось вылезать из теплой машины и погружать ноги в тонких городских ботинках в ледяную сахарную воду! Было решено надеть цепи. Хотя мистер Адамс и не принимал непосредственного участия в надевании цепей, он счел своим долгом вылезть из машины и промочить ноги вместе со всеми.

– Я прошу тебя только об одном, – сказала ему миссис Адамс, руководившая работами, – не мешай.

– Но, Бекки, Бекки, – бормотал опечаленный супруг, – я обязан трудиться наравне со всеми.

Так Скалистые горы и остались в памяти: светлый и холодный весенний день 27 ноября, по зеленоватому и прозрачному небу мчатся маленькие плотные облачка, над краями плато выступают ровные, как забор, серые и синие скалы. Позади, внизу – Техас, Чикаго, Нью-Йорк, Атлантический океан, Европа. Впереди, внизу – Калифорния, Тихий океан, Япония, Сибирь, Москва. Мы стоим по щиколотку в ледяной жиже и неумело натягиваем цепи на твердые, чисто вымытые водой шины.

Через час цепи были надеты, и миссис Адамс включила мотор. В самой высокой точке перевала оказалась полуразвалившаяся бревенчатая хижина с вывеской «Кафе-бар». Там торговала девушка в бриджах, сапогах и тонкой кофточке с короткими рукавами. Хотя вокруг на много миль не было никакого жилья, внешность девушки никак нельзя было бы назвать деревенской. Это была типичная нью-йоркская, чикагская или амарилльская девица из кафе – плотная завивка, нарумяненные щеки, выщипанные брови, отлакированные ногти и безукоризненное профессиональное умение работать.

Мы выпили по стаканчику джина, согрелись и отправились в путь, позабыв обо всех наших горестях.

Но как только мы начали восхищаться природой, раздался ужасный грохот, и миссис Адамс, остановив машину, посмотрела сперва на нас, а потом на мистера Адамса.

– О Бекки, – пробормотал он, – видишь, видишь, я говорил…

– Что ты говорил?

– Нет, серьезно, Бекки, не спрашивай меня ни о чем. Это ужасно!

Однако ничего особенно ужасного не произошло. Просто порвалась неплотно прилаженная цепь и поломала подпорку левого крыла.

Мы сняли цепь и осторожно поехали дальше. Солнце грело все сильнее. Лед совершенно исчез, и мы, как кинематографические свинки, снова ожили. Мы восхищались суровой красотой плато и ярким днем.