Ясунари Кавабата - Природа

– Когда вы были «актрисой», вы ведь работали с труппой? Неужели никто так и не проник в вашу тайну?

– По-видимому, нет… Все обо мне знал только руководитель труппы. Чтобы другие не разоблачили меня, я добился расположения руководителя и жил под одной крышей с ним. Особенно трудно было, когда приходилось переодеваться для выхода на сцену, так как невольно нужно было обнажать грудь… Впрочем, я ее всегда обматывал марлей… Возможно, кто-нибудь что-то и подозревал, находил во мне что-то странное, но, видимо, все же не догадывался о моем превращении в женщину. – Урю чисто по-женски, кокетливо улыбнулся и продолжал: – Может быть, потому, что не всякий, кто вздумал бы предпринять то же самое, смог бы сделать это.

– Разумеется, – подхватил я. – Если бы не ваша внешность…

– Дело даже но во внешности, а в том, что в самом моем существе всегда жило женское начало… Если бы не война, я бы, вероятно, подавил его в себе. Благодаря же войне это стало проявляться разительно. Однажды мне даже сказали, что где-то видели девушку, очень похожую на меня. В общем, тогда со мной случались всякие истории…

Урю встал и зажег свет. На двор уже опустились сумерки.

– Наверное, солнце село, – сказал я. – Кисияма говорил, что здесь удивительно красивые закаты. Вы их видели?

– Нет, не видел, – как бы желая прекратить разговор на эту тему, коротко ответил Урю, но потом неожиданно добавил: – А вы хотели полюбоваться закатом? Простите, что задержал вас… Придется вам отложить это на завтра.

– Нет, завтра утром я уже уезжаю.

– Как, уже завтра?… – чуть прищурив свои черные глаза, удивился Урю. – А я надеялся, что вы дослушаете до конца мою историю…

– Я бы это сделал с большим удовольствием, но я сюда заехал ненадолго, и то лишь потому, что тут часто бывал мои покойный друг Кисияма.

– Я понимаю, – кивнул Урю. – Видите ли, в начале девятого я условился встретиться тут с одной пампан. Пробудет она у меня часов до десяти. После этого мы могли бы с вами погулять по берегу и поговорить. Но вы, наверное, завтра рано уезжаете? – опять кокетливо спросил Урю…

Когда он заговорил о приходе проститутки, я подумал, что он хотя бы смутится, но ничуть не бывало, и тени смущения я не заметил. К нему, по-видимому, должна была прийти та самая женщина, которая оказывает ему материальную помощь…

– Превратиться в женщину, – продолжал рассказывать Урю, – я задумал заранее и поэтому еще в колледже стал отращивать себе волосы. Порядки в то время были там строгие, от меня требовали, чтобы я постригся. Надо было бежать, а то меня бы заставили это сделать, и я скрылся. Некоторое время я бродяжничал, укрываясь в парке Асакуса. Но там часто устраивались облавы, меня в любую минуту могли изловить, и я решил уехать на родину. Хоть я и называю те места своей родиной, на самом деле это родина моих предков, сам я родился в Токио, так что там меня почти никто в лицо не знал. «Кажется, это дух Момосукэ явился…» Когда я в ту лунную ночь услышал эти слова, донесшиеся из-за закрытых ставень дедушкиного флигеля, мне показалось, что меня и в самом деле больше нет в живых…

– И это вас подтолкнуло стать актрисой?

– Да. Я полюбил театр еще в средней школе и всегда играл женские роли в школьных спектаклях. В колледже я тоже участвовал в драматическом кружке. Поэтому и решил превратиться в актрису… Я здорово натренировался исполнять роли героинь. В небольших труппах, гастролировавших в провинции, во время войны людей не хватало, и меня приняли сразу. У бродячих актеров, и у мужчин и у женщин, были выписки из книги посемейной записи [3], и они в определенный момент получали повестки и о призыве, и о трудовой повинности. Только у меня такой выписки не было. Момосукэ Урю бесследно исчез! Вы знаете, бродячие актеры подобны опавшим листьям, подхваченным ветром, – никто особенно не интересуется их прошлым, а в их рассказах о себе обычно бывает много вымысла.

– Выдавая себя за женщину, вы еще к тому же играли и женские роли – это было как бы двойным лицедейством, не так ли?

– Двойным лицедейством?… Может быть. Но в то время я, знаете, этого не чувствовал. Проклиная мир, я дурачил его, считая, что он этого заслуживает. Молодой человек, который сказал мне, что он видел девушку, очень похожую на меня, был из студентов и состоял в отряде летчиков-смертников. Наша труппа в то время давала представления в госпиталях. Пришлось побывать и на Кюсю, в расположении военно-воздушной базы штурмового отряда специального назначения.

Вдоль края пшеничного поля текла там речушка, а на противоположном берегу высился холм, покрытый густым смешанным лесом. Я шел по берегу речки, и навстречу мне попался тот бывший студент. Не успели мы разминуться, как он резко обернулся и впился в меня глазами. Я тоже невольно остановился и застыл на месте. Он подошел ко мне. Я спросил, был ли он вчера на спектакле. Он ответил, что был, что спектакль ему понравился, и вдруг сказал: «Ты очень похожа на девушку, которую я люблю». Я ответил, что мне это весьма приятно. Дальше между нами состоялся такой диалог:

«Хочешь, покажу ее фотокарточку?»

«А она вас за это не будет бранить?»

«Да нет, ничего, – ответил он и вдруг спросил: – Можешь перепрыгнуть через эту речку?»

«О нет, – ответил я, – я ведь женщина!»

«Ладно, – сказал он, – тогда я тебя перенесу».

«Что вы, что вы!» – запротестовал я, но парень схватил меня на руки, перенес через речку и увлек в лесную чащу.

Студент достал фотокарточку. Девушка на маленьком снимке была на меня похожа не очень, но я этого ему не сказал. Дело происходило в мае, уже вечерело. Неожиданно парень обнял меня за плечи и хотел посадить к себе на колени. Сделай он это, он, наверное, сразу бы догадался, что я не женщина. Вцепившись руками в его плечо сбоку, я отталкивал его.

– А он?

– Он отпустил меня и вдруг спросил: «Ты еще девственница?» Я опешил, не зная, что отвечать. Скажи я «да», он мог бы расхохотаться мне в лицо. Потому что девственницу можно найти где угодно, только не в труппе бродячих актеров. Короче, я угрюмо молчал и лишь чуть заметно качнул головой. Ответ был весьма неопределенный, но любопытно, как воспринял его юноша. «Вот оно что!» – проговорил он, нежно погладив мои плечи. Потом спросил, не страшно ли мне, ведь здесь так часто бомбят аэродромы. Я ответил, что очень страшно, глаза у меня увлажнились, и я в слезах упал на его колени. Мой ответ он, по-видимому, понял как утвердительный, то есть решил, что я девственница, и пожалел меня. До чего же простодушным был этот студент! Он сказал, что через два-три дня вылетает на операцию, из которой уже не вернется. Я подумал, что, не превратись я в женщину, мне, возможно, тоже пришлось бы разделить его судьбу. Он снова перенес меня через речку и вручил мне прощальный подарок… Как вы думаете, что?