Любовь Каверина - Он строит, она строит, я строю

— Я знаю не больше твоёва. Вот мать явится, ты у нее и спроси.

— Ой! Мама приедет! Что ж ты сразу не сказала? Давай приготовим что-нибудь вкусненькое. И мебель с прохода распихаем, чтоб не напоминала о неприятном.

— Я эти гробы таскать не нанималась. У меня поясницу и без того разламывает. Домой поеду.

— Ну и поезжай.

— Ау, внученька! Ходишь к вам, ходишь из последних сил! Здоровье свое гробишь — и никакого от вас спасиба не дождешься! Только и слышишь: «Мама помолчи! Мама, не вмешивайся!». Раз так — разбирайтесь со всем этим сами!

Что— то действительно там бабушка натворила, раз так торопится улизнуть. Эх, жаль я не могу никому помочь! Вон, даже мебельный гарнитур, который у Анатолия Петровича выглядел роскошным, у меня превратился в «гробы». Неужели я никогда не научусь, прикасаясь к каждому человеку, каждой вещи, делать их лучше, красивее?

— Ты что, дочура, в потемках сидишь? А где бабушка?

— Ой, я не слышала ключ. Бабушка болеть уехала. У нее поясница. Раздевайся и не обращай внимания на беспорядок: мы кресла и журнальный столик на шкафы поставим, а круглый стол разберем. У него ножки отвинчиваются.

— Ладно, потом посмотрим. Как ты тут? Все в порядке?

— Угу. Тебе суп разогреть? Будешь обедать?

— Что ж, разогревай, пообедаем. Или подожди, я вымою руки и помогу накрывать.

Та— ак, раз мама не против распихивания мебели по углам, значит, она не собирается отправлять ее назад. Во всяком случае, сразу. И потом, раз согласилась пообедать, то, может, и ночевать останется?

— Господи, до чего быстро избаловываешься — совершенно отвыкла от коммуналки, антисанитарии, соседей! Этих выслеживающих глаз, вынюхивающих носов. Знаешь, у Анатолия Петровича в Исполкоме есть хороший знакомый, нужно будет прозондировать почву: нельзя ли нашу и бабушкину комнату обменять на отдельную квартиру.

— Кто же согласится уехать из отдельной квартиры в две комнаты? Только сумасшедший.

— Не обязательно в старом фонде. Можно в новостройках. Комнаты у нас большие, удобные, в малонаселенных квартирах. Нужно только похлопотать. Под лежачий камень вода не течет.

Раз мама затеяла разговор про обмен, значит, она собирается жить со мной и бабушкой. Но, с другой стороны, раз она собирается воспользоваться знакомством Анатолия Петровича, значит, она остается с ним?

— Мам, тебе на тахте или на бабушкином диване постелить?

— Почему на бабушкином? Это мой диван. Возьми в шкафу чистое белье и постели.

Ура! Согласилась ночевать. Значит, хоть сегодня я не буду одна. А, может, мама и несколько дней поживет, ведь неизвестно, что у нее там случилось. Нужно как-нибудь осторожно выведать про поездку на юг. Вдруг она тоже отменяется?

— Мам, ты спишь? Бабушка сказала, что вы решили на юг ехать машиной. Не тяжело будет в такой поездке?

— Определенные трудности, конечно, будут. У нас не Европа и комфортабельных кемпингов еще нет. Но Анатолию Петровичу давно хотелось «с чувством, с толком, с расстановкой» проехаться по старинным русским городам: Псков, Новгород, Владимир, Суздаль.

— Ой, просто сказка! Это тебе не на пляже кверху пузом валяться. Это уже почти Европа.

— Спи, малыш, уже поздно.

Зря бабушка говорила, что у мамы с Анатолием Петровичем что-то случилось. Раз у них такие грандиозные планы на лето, значит, все в порядке. А мебель — это ерунда: сегодня привезли, завтра и обратно увезти можно. И то, что мама ночует здесь, тоже ничего не значит: просто приехала проведать. Не мотаться же ей после работы по городу.

— Мам, а не устанет Анатолий Петрович целыми днями за рулем?

— Мы же будем делать большие остановки: захотелось в городе пожить день-другой — остановились в гостинице или сняли комнату. Машина дает огромные возможности для путешествия по стране. Объедем весь Кавказ, остановимся на высокогорном озере Рица. Ах, какие там, рассказывают, чудные места.

Значит, второе лето ни мамы, ни папы не будет на даче. Второе лето никто не будет строить наш дом. И действительно, зачем Анатолию Петровичу мучиться с нашим огромным прожорливым чудищем, если на земле столько прекрасных мест. Не он его затевал, не ему его и расхлебывать.

— Мам, ты спишь? А вы с Анатолием Петровичем приедет на дачу?

— Спи, дочура, что тебе до Анатолия Петровича? Захочет — приедет, не захочет — ты и одна там прекрасно поживешь. Место великолепное, лес, озеро. Купайся, загорай, готовься к экзаменам будущего года.

Сплю. Только немножко подумаю про лето. Озеро, лес… что я буду делать одна в разваливающемся доме? Бродить из комнаты в комнату и смотреть, как все медленно затягивается сыростью? Отчаянно пытаться просушить и согреть дом своим теплом? Слушать, как он стонет, и кряхтит оттого, что жалких крох моего тепла ему мало: «Ох-хо-хонюшки хо-хо, и почто только вы меня громадину затеяли, почто меня все бросили?!»

Жалеть его буду и обманывать: «Ну, потерпи, великанище, вот прискачет к нам витязь на белом коне, поднимет тебя на ноги, окропит живой водой и станешь ты краше любого европейского особняка».

Ой. ЭВРИКА! Гениальная идея! Уговорю Нининых родителей отпустить ее летом ко мне на дачу. Скажу, что мы будем повторять программу по физике и математике за десятый класс. Они и так, наверно, знают, что у нас этот учебный год практически пропал. А на будущий год поступать.

Заберемся с Ниной вместе в одну комнату наверху. И так нам здорово будет!

— Мам, ты на этой станции метро раньше бывала?

— Да. У меня на Стачек портниха живет.

— А я думала, только в Москве такие подземные дворцы бывают. Сейчас погадаю на хрустальных колоннах: свалится нам с неба квартира или нет?

— При чем тут с неба? Я всю войну прошла, двадцать лет в одном институте отработала. Неужели я ничего не заслужила?

— Заслужила. Путешествовать по стране на машине — такое только Стейнбек может себе позволить.

— Причем тут Стейнбек?! Я все это заработала своим со-овсем не легким трудом.

— Но ведь ОТДЕЛЬНЫЕ квартиры были только Ларуськиным кагебешным родителям положены!

— Во-первых, сейчас другие времена, а во-вторых, метраж, который мы отдаем, больше, чем тот, который мы получаем.

Все равно мы счастливчики, потому что сдаем метраж, а получаем отдельную новенькую квартиру!

— Мам, теперь куда? Направо? Налево?

— Во-он остановка. Боже, какая толпа! Сколько же придется ждать автобуса?

— Подождем! И погода чудная, будто не ленинградский сентябрь!

— На юге тоже бывает дождь. В Мацесте несколько дней накрапывало, когда Анатолий Петрович принимал радоновые ванны.

— От чего он лечился?

— От радикулита. Господи, какой хвост! И еще только три часа. Что же будет в час пик?!

Автобусик, миленький, приди скорей, пожалуйста, а то мама испугается, что так долго ждать, и не будет ездить к нам.