Евгений Коротких - Черный театр лилипутов

— Даже представить не могу, — покачал я головой.

— Вот и мы тоже не знаем, как дальше жить. Нам не верят ни дети, ни родители. Родители так и говорят: «Вы лишили наших детей детства! Верните его!» А жалуются не куда-нибудь…

«Ну и Гайский, — думал я про Мухославскую филармонию, — вот это сюр… А что же будет со мной?»

…В шесть часов вечера я приплелся в гостиницу. Левшин спал, не раздеваясь, положив под голову рабочую папку.

— Слышь, — толкнул я его.

— Ну, — буркнул он, открывая глаза. — Еще целый час до собрания. Как дела?

— Ничего не выходит, — вздохнул я и рассказал, что со мной произошло.

— Подумаешь, съел пятьсот билетов! — рассмеялся Левшин. — Жить захочешь, съешь и больше, а вот с детскими садиками ты зря так, надо было уговаривать до конца.

— Она и слушать не хотела!

— Ты даже и не пробовал. То, что их надули какие-то кукольники, на это даже внимания обращать не надо.

— Левшин! — взорвался я. — Ты что, не понимаешь? Дети травмированы представлением, заведующая даже слушать не хотела!

— Ты сегодня получишь по банану, тогда узнаешь, кто из вас будет больше травмирован.

В дверь культурно постучали. Зашел Горе в белой ситцевой рубашке, с закатанными рукавами и в черных облегающих брюках.

— Можно? — вежливо прогундосил он. Левшин, увидев его, опять улегся спать. — Как дела, администраторы? — спросил Петя, усаживаясь в кресло. — Скоро будем работать? Заделка идет?

— Тебе-то что за дело? — буркнул, не открывая глаз, Левшин.

Петя хотел было заорать на Витюшку, но вспомнив, как культурно он недавно вошел, миролюбиво произнес:

— Левшин, хватит тебе великого администратора из себя корчить, сам знаешь… при полном зале и играть приятней.

Витюшка, не услышав ожидаемого вопля, даже приподнялся.

— Петь, займи до суточных, — ехидно улыбнулся он.

— Что, думаешь, не займу?! — уже не сдержался Горе, повышая голос. — Как ты, что ли?! — и тут он без всякого перехода хвастливо бросил мне: — С такой женщиной познакомился! Ноги… из плеч растут!

— Или уродина, или с тебя ростом, — подал голос Левшин.

— Да что ты в женщинах понимаешь?! — вскочил Горе. — Это у тебя одни шлюхи на уме!

— Зато у тебя никаких, — зевнул Витюшка.

— Да таких тварей, как у тебя… им только свистни, с ними даже поговорить не о чем!

— Ты что, их в постель для дипломатических переговоров тащишь?

— Уж не как ты, животное! — брезгливо поморщился Петя.

— Да, я животное! — воскликнул гордо Левшин. — Это мое личное дело, я сплю, с кем хочу и как хочу, крошки со мной ложатся не из-за моей светлой и благородной души, она им до фени! Им просто со мной весело, а мне с ними — вот и все! Они мечтают хоть на миг поверить, что любимы, и я за всю жизнь свою еще никого не обманул! Да я их всех люблю, но только на миг! Это ты найдешь пугало и бродишь с ним все гастроли, а чего с ней бродить? Я твою любую крошку за пять минут в постель уложу.

— Ты уложишь? — замахал руками Горе. — Да ты только и умеешь трепаться, ты ведь даже…

— Все, умолкаю! — прервал его Левшин, повернувшись к нему спиной. — А то ты сейчас драться начнешь. Пусть будет по-твоему, мои крошки по сравнению с твоими — чучела.

Горе с презрением посмотрел на Витюшку и подошел ко мне.

— Нет, ты видел козла? О себе такого мнения, а сам двух слов толковых связать не может.

— Зато ты их хорошо связываешь, — буркнул Витюшка и тут же пожалел. Намек на Петин дефект был очевиден.

— Скажи спасибо, что у меня сегодня хорошее настроение! — процедил Горе, сжав огромные кулаки, и грохнул входной дверью.

— Как я его ненавижу! — гаркнул Левшин.

Дверь тут же открылась, и вновь показался Петя. Он подошел к Витюшке и бросил ему на кровать рубль.

— Как ты, что ли? — высокомерно произнес он и вышел с высоко поднятой головой.

— Ох, и чудовище, — закрыл глаза Левшин, пряча рубль в карман. — Как он меня достал! А когда с ним приходилось жить в одном номере — это был кошмар… Приведет какую-нибудь дуру и сидит с ней, о высоких материях буробит, а она ничего не понимает и на меня все время косяка давит. Я ему говорю: «Петя, за что ты мучаешь крошек, неужели она пришла в номер выслушивать твой бред?» Несколько раз оставлял его одного… Прихожу — опять сидят. Однажды отзываю его в сторону, — у Витюшки при этом воспоминании встопорщились усы. — Петь, говорю, ты оставь меня одного на полчасика с ней…

— Ну и что, Петя? — улыбнулся я.

— Оставил, — весело рассмеялся Витюшка. — Ведь он один только понимает в женщинах, он был уверен в ней, как в самом себе, Я даже выпросил у него час. Он сказал своей крошке, что у него переговоры.

— А ты что же?

— А что я? Подхожу и говорю ей: «Тебе с ним интересно?» Она пожимает плечами. Тогда я ее еще раз спрашиваю: «А я тебе нравлюсь?»

Левшин даже зажмурился от волнения.

— Ну?

— Что ну? — вскричал Витюшка. — Это же Петя! Он стоял под дверью и все слушал. Я даже не успел трусы надеть… Горе выбил дверь кулаком и вышвырнул меня в коридор.

— А с ней что? — рассмеялся я, представив летящего без трусов, веревочек и ниточек Левшина.

— А что с ней? Стал гундосить ей про то, какой я козел и что она его не хочет понять, и как ему стыдно было, когда он ей так верил, а она ему изменила. Потом еще несколько раз с ней приходил! Я даже себя презираю меньше, чем его! — вскочил Левшин. — Петя хочет и рыбку съесть, и на крошке жениться, которая понимала б его огромную душу, кормила и поила, а Горе чтоб ни-и черта не делал… философствовал бы о смысле жизни и решал кроссворды. — Витюшка ненадолго замолчал, потом изрек: — Ты знаешь, что самое интересное?

— Что?

— Что он, скорее всего, найдет такую… Она будет с него ростом, и у нее не будет выбора. Жалко мне будет эту крошку, — вздохнул Витюшка. — Как представлю: он каждый день гундосит одно и то же -она же потенциальный дурдомовец будет.

— Ты просто боишься его, вот и все, — сказал я,

— Ты знаешь, что Горе четыре года отсидел?

— Нет…

— Он пятерым кости переломал… можно подумать, ты бы не испугался, если б Петя захотел тебе в шар закатить, — ухмыльнулся Витюшка, лег на спину и закрыл глаза. — Герой… — приоткрыл он один глаз. — Петя тебя разорвет на две половинки, свяжет их узлом… — помешал ему поиздеваться надо мной вошедший Видов.

— Вы дадите рабочему человеку поспать?! — заорал Левшин. — Один пришел, теперь другой, весь день спали, а здесь пять минут не дадут вздремнуть.

Коля не обратил на него никакого внимания. Они относились друг к другу терпимо.

— Как работа, Евгеша? — спросил он меня.

— Черт его знает, — поморщился я. — Полдня директора ловил, а потом детские садики начал приглашать, а они ни в какую.

— В этом и заключается работа администратора, — наставительно пробасил Видов. — Когда тебя не было, мне тоже на заделку приходилось бегать, как вспомню, что вытворял в школах, так даже и не верится. Администратором, конечно, хорошо: по два с полтиной да суточные, всегда башли в кармане, а с другой стороны, как вспомню Закулисного… Сегодня сам все увидишь.