Магнус Миллз - Схема полной занятости

– Что-то случилось? – спросил он.

– Э-э… нет-нет, – ответил Уоттс. – Сегодня груз довольно легкий, не так ли?

– Да, – ответил я, уловив подсказку. – Хотя для «Блэквелла» было много.

– Вот как?

– Да.

– А для нас ничего?

– Нет. Эта тележка едет в «Веселый парк».

– О, – сказал Уоттс, не спуская с меня глаз. – Понимаю.

Наш свинцовый диалог прервался, когда Несбитт вдруг сделал шаг внутрь «УниФура». Мы наблюдали, как он ведет привычной рукой по тормозной рукоятке тележки.

– Напоминает о прежних днях, – сказал он. – Пока мы не перешли на электричество.

Что там говорить – изречение Несбитта не должно было служить сигналом к задушевной беседе о давно ушедшем золотом веке. Целью его было напомнить всем присутствующим о его, Несбитта, старшинстве над всеми нами, а следовательно – авторитете. Не то чтобы мы в таком напоминании нуждались. Кевин, Клифф и я были вполне осведомлены о его репутации; знали мы и то, что даже Уоттс, простой чиновник с Серебряной Кокардой, вынужден был следить за своим языком в присутствии Несбитта. К примеру, обращение к нему по имени – «Сайрил» – было рассчитанным риском. Хоскинс же тем временем хранил почтительное молчание. Один Джонатан не имел никакого представления о значении Золотой Кокарды, но и он, похоже, проникся внушительностью человека в черной фуражке с высокой тульей.

Прошло еще несколько мгновений: все тихо созерцали тележку. Несбитт повернулся к Кевину:

– Есть что-нибудь для «Блэквелла»?

– Только два поддона, – ответил тот.

Несбитт глянул на часы:

– Без десяти час, – сказал он. – Времени еще много.

И без единого слова зашагал к конторе, Уоттс – за ним по пятам, а Кевин и все остальные устроили грандиозный спектакль с погрузкой двух поддонов в наш «УниФур» самым наиэффективнейшим образом. Без трех минут час задача была выполнена, но на обед сбегать никто и не думал. Вместо этого мы все схватили по метле и еще раз хорошенько прошлись по всей рампе. Только в час безопасно было закончить работу. Тютелька в тютельку Клифф и Кевин отставили свои орудия труда и направились к дверям столовой.

– Сходи с ними, с народом познакомишься, – предложил я Джонатану. – В картишки перекинетесь. Они тут все очень дружелюбные.

– А ты идешь? – спросил он.

– Нет, – ответил я. – Пожалуй, я останусь с фургоном.

Следующие полчаса я размышлял, что мне делать с тортиком. Он торчал на приборной доске отягчающей уликой, плакатом, гласящим, что я нарушил одно из кардинальных правил Схемы. Перевозка частных грузов «УниФурами» в кабине либо в фургоне не дозволялась, и оставайся у меня хоть какой-то здравый смысл, я избавился бы от тортика здесь и сейчас. С другой стороны, Несбитт ни словом не обмолвился о коробке весь путь до «Ватного города», что свидетельствовало об одном: он предпочел ее игнорировать. Оставался один способ доставить тортик Питу Гиггсу – взять коробку с собой в депо «Блэквелл», – поэтому я решил придерживаться плана и надеяться на лучшее.

Вторая цепь размышлений касалась Уоттса и его реакции, когда он увидел тележку с поддоном. Я всегда расценивал Уоттса как несгибаемого деспота, но теперь понял, что недооценивал его. Он с легкостью мог бы заложить меня за недоставку этой тележки, особенно перед Несбиттом, однако в действительности изо всех сил постарался сменить тему. Я сделал себе мысленную зарубку. Уоттс на самом деле мягче, нежели я думал раньше. Такие вещи знать всегда полезно.

Несбитт же оставался совершенно непостижим. Осгуд отмечал, что никому в точности не известно, как у Несбитта работают мозги, но на деле это было глубочайшим преуменьшением. Несбитт – тотально свободный агент, и единственная его функция – увековечение бесперебойности Схемы. Человек с неограниченной властью, он совал нос во все, что привлекало его внимание, и сегодня по каким-то своим причинам решил прокатиться в нашем «УниФуре». Я рассчитывал, что он вернется ровно в час тридцать, поэтому в час двадцать пять сел за руль дожидаться. В конечном же итоге первым вернулся Джонатан.

– Я слышал интересные дискуссии в столовой, – сообщил он. – Вообще-то там разгорелось несколько жарких споров.

– О чем? – спросил я.

– Ну, за соседним столиком говорили о том, как лучше добиваться ранних увольнительных.

– Вот как?

– Один парняга сказал, что нужно просто весь день тормозить, пока так не отстанешь от графика, что у них не останется другого выхода – только подписать тебе путевой лист. Тут вмешался другой парняга и сказал, что это неправильно и лучше всего сговориться с каким-нибудь начальством и подписать все путевки заранее. А первому парню такое не понравилось, потому что это будет означать, что ты им должен.

– Это правда.

– И вот они как завелись насчет того, как заканчивать пораньше, будто у них весь день на этом стоит.

– Для некоторых так и есть.

– Но я думал, что это – Схема Полной Занятости!

– Ну… да.

– Я не понимаю, как такое может быть, если всем нечем заняться.

– Штука в том, – сказал я, – что имеется разница между полной занятостью и полнотой занятий. Это правда, в Схеме есть много незадействованного потенциала, но лучше платить людям за то, что они не полностью заняты, чем вообще лишать их работы, правда?

– Наверное.

– Хотя ты прав, – уступил я. – Некоторые действительно перебарщивают с ранними увольнительными.

– Именно так тот другой парняга им и сказал. Его Джон звали. Он вдруг подошел к столику и сказал, что они все испортят, если будут так перебарщивать и дальше.

– Это Джон Форд был, – сказал я. – Величайший поклонник Схемы, но упертый донельзя.

– Ага, он на остальных так и кинулся.

– И что они ему ответили?

– Просто расхохотались.

Открылась левая дверца и в кабину сунулся Несбитт.

– Кто расхохотался? – спросил он.

– Э-э… да парни в столовой, – ответил Джонатан.

– Это хорошо, – сказал Несбитт. – Я рад, что все счастливы. Подвиньтесь-ка.

Пока мы беседовали, Джонатан развалился на откидном сиденье, похоже забыв о неизбежном возвращении Несбитта. Теперь же ему снова пришлось устраиваться на кожухе посередине. Несбитт забрался в кабину, и мы двинулись дальше по своему ежедневному маршруту.

Всю следующую часть путешествия я не уставал поражаться, насколько быстро мы приспособились к такому важному пассажиру на борту. Мало того, что закончились все разговоры, кроме самых необходимых, – его присутствие повлияло и на то, как я веду машину. В Схеме был принят некий кодекс поведения, который подразумевал и вежливость к другим пользователям дорог. Что неотделимо от образа «УниФура» – некого образцового транспортного средства с искусным водителем, которое делит трассы со всеми остальными. В реальности же все, конечно, было иначе. Ввиду своих размеров и неповоротливости «УниФуры» служили первоочередным источником дорожных заторов в большинстве больших и малых городов, а это зачастую будило всё худшее в собратьях-водителях. Обычное зрелище: УФ подрезается каким-нибудь автомобилем или грузовиком, отчаянно старающимся вырваться вперед. В результате все мы выработали привычку рьяно защищать свое пространство на дороге, будто командовали штурмовыми танками, а не скромными грузовыми фургонами. Сегодня же я был воплощенной любезностью. Под присмотром Несбитта я превратился в самого вежливого и заботливого человека, когда-либо сидевшего за баранкой: я уступал дорогу всем и каждому и жизнерадостно махал торопыгам рукой. Несбитт по этому поводу ничего не сказал – да и не смотрел он никуда, только на дорогу прямо перед собой. Тем не менее я знал, что он засекает каждое мое движение.