Магнус Миллз - Схема полной занятости

Как я уже говорил, водители Схемы приветствовали друг друга, лишь если были приписаны к одному депо, да и то – мигали фарами. Большие пальцы – вовсе не установленная форма приветствия, а следовательно, знак ничего не означал. Но все равно у меня сложилось стойкое впечатление, что экипаж встречного фургона попытался наладить со мной какой-то контакт, а не просто поздоровался: они скорее причислили меня к своим. Все говорило о том, что некто сорганизовался в некое движение с собственной эмблемой и теперь проводит мобилизацию, дабы укрепить свои ряды. Насколько успешной окажется кампания, угадать невозможно, однако теперь у меня не оставалось сомнений: полноденыцики – на марше!

В «Кружевном раю» тем утром только и разговоров было. До Гарольда сотоварищи – хоть и занесло их в этот дальний угол Схемы, на много миль от всего остального – после моего последнего визита долетали всевозможные сообщения и слухи, и теперь коллегам не терпелось поделиться. За тарелкой сэндвичей Мартина мне рассказали об импровизированных собраниях, на которых полноденыцики заговорили вслух и начали опознавать друг друга. Сборища такие организовывались более-менее спонтанно в различных депо по всей стране, и вскоре выяснилось, что сторонники полного дня – отнюдь не крохотное меньшинство, как все полагали; эти люди на самом деле представляли значительную группировку, примерно половину всей рабочей силы. Немного погодя они приняли восьмерку в квадрате своей общей эмблемой и тем самым заслужили презрение бригады ранних вольногулов.

Но и эти истории оказались лишь верхушкой айсберга. Где-то сразу после полудня приехали Кит и Родни и привезли с собой вести о дальнейших событиях. Похоже, наиболее экстремистски настроенные полноденьщики перестали пользоваться законными десятью минутами от восьми часов, а теперь отказываются и думать о том, чтобы уходить с работы минимум до половины пятого. Более того: вчерашний день был первым в истории, когда ни один человек в Схеме не подписал свой путевой лист до окончания рабочего дня. Эту жемчужину информации оставили напоследок, и, похоже, Кит получил определенное удовольствие, когда все за столом заерзали, едва осознав значение услышанного.

– А я думал, ты сам – ранний вольногул, – сказал я.

– О, я он и есть, – сказал Кит. – Какие могут быть сомнения?

– Так чего ж ты радуешься?

– А того, что некоторые до сих пор не осознают серьезность угрозы. Может, это их как-то встряхнет.

Гарольд вздохнул:

– А ты знаешь, в нашем депо был всего один случай ранней увольнительной за все то время, что мы здесь. Когда в сочельник заявился Несбитт и сказал, что можно идти домой в половине четвертого.

– Как мило с его стороны.

– А весь остальной год мы фактически были полноденьщиками.

– Ты за себя только давай! – рявкнул Мартин. – Я пока не определился, на чьей я стороне.

За последнюю неделю я уже определенно для себя решил, что Гарольд и Мартин – должно быть, отец и сын. Не только похожи внешне, но и собачатся постоянно – как все, кто много времени проводит вместе. В «Кружевном раю» часто раздавался визгливый голос Мартина, когда он возражал против какого-нибудь замечания Гарольда. Хотя драчки обычно вспыхивали не по поводу каких-то высоких принципов, а зачастую из-за ерунды, например, сколько ложек заварки класть в чайник. Поэтому я удивился, когда Мартин обиделся за то, что его назвали «фактически полноденыциком». На него непохоже морочиться подобной эзотерикой. С другой стороны, невозможно и закрывать глаза: на кон поставлен очень важный вопрос, как справедливо отметил Кит. На каждого, кто твердо придерживается необходимости работать полный восьмичасовой день, похоже, находился такой, чья единственная цель – быстрее подписать путевой лист и свалить домой пораньше. Более того, двум этим партиям чем дальше, тем труднее было понимать друг друга. Это крохотное депо лежит пока на периферии дебатов, на него мало что снаружи воздействует. Но неизбежно все изменится, когда введут новые графики работы. После чего экипажи сюда повалят каждый день лавинами, а с собой привезут и свои особые мнения.

На обратном пути я поймал себя на том, что пристально всматриваюсь в каждый встречный «УниФур» – нет ли на них эмблемы полноденыциков. Я насчитал пять еще до Кольцевой, включая два транспортных средства из нашей зоны. А еще обратил внимание на кучки водителей, собиравшиеся у фургонов в разных тупичках и уголках вдоль дороги. Раньше-то я полагал, что там встречаются друзья и знакомые – обсудить всякие внешние вопросы, вроде спорта или погоды. А теперь задался вопросом: не общая ли цель собирает их вместе? Ибо мне пришло в голову, что, если полноденьщики начали сбиваться в группу, у вольногулов нет другого выхода, кроме как последовать их примеру.

Я всматривался в разные группы водителей и пытался прикинуть, на чьей они стороне. О да, все эти люди и впрямь выглядели одинаково в своих синих рубашках, однако я точно знал: они относятся к двум отдельным типам.

У полноденыциков, конечно, было преимущество, поскольку свою кампанию они уже начали. Подтвердилось это, когда я проезжал под железнодорожным мостом у разъезда «Пять углов». Длинный стальной пролет был заляпан лозунгами и символами, сколько я себя помнил. Большинство состояло из странных слов, вроде НИЧТЬ или БАНЬОПСЫ, значение которых было ведомо лишь тем рукам, что держали кисти. Кроме того, имелись изображение улыбающегося безносого лица и грубая клякса, отдаленно напоминавшая верблюда. Залезть на такую высоту – немалый подвиг само по себе, но, говоря по правде, я видел всю эту мазню столько раз, что почти перестал замечать. А сегодня обратил внимание на свежий экспонат старой галереи, а именно – гигантскую восьмерку, вправленную в квадрат. Кто-то явно не шутил. Поскольку у нас пятница, подумал я, может, стоит подбавить газу и вернуться в «Долгий плес» заблаговременно, а потому я вдавил педаль и вкатился во двор депо около трех часов. Все было тихо, дневная суета еще не поднялась. С учетом всех слухов, долетевших до меня за день, интересно было наблюдать за возвращением прочих «УниФуров»: кто срастил себе раннюю увольнительную, например, – или подмечать различия в том, как на выходе отмечаются полно-деньщики. Беда только, что для этого тут следовало околачиваться по крайней мере около получаса, поэтому я в конце концов решил, что дальнейшая бихевиористика может подождать. Я поставил фургон к рампе, сдал ключи и отправился домой.

В понедельник утром все подобные интересы пришлось отставить в сторону еще раз. Из двухнедельного отпуска вернулся Джордж и быстренько напомнил мне, что его заботит совершенно другое.