О`Санчес - Кромешник

Картина получилась такая: Энди был активным членом бандитской группировки, действовавшей на территории морского порта и его окрестностей. Банда (организация, как её называл Энди) крупная и работает в разных направлениях. Одно из направлений – охрана «стационарных девочек», то есть эксплуатация публичных домов. Геку предложили поработать «стремянным». Работа стремянного заключалась в наружном наблюдении за пространством возле публичного дома плюс передача мелких поручений туда-обратно.

Дежурства суточные, через двое на третьи. Оплата в две недели раз, прогулы, пьянки и болезни в расчёт не принимаются: в лучшем случае выгонят к чёртовой матери. Ставка – триста в месяц, жратва и жильё за свой счёт. Проявишь себя – тебя не забудут и оценят. Проявишь себя хорошо, имеется в виду. Здесь не цацкаются с вахлаками и сексотами – гирю на шею и к водолазам.

Гек согласился. Если не надо сутенерить и ронять себя иным каким способом – почему бы и нет? Весной станет теплее, станет ясно, куда дальше двигаться. А сейчас – не к папаше же на поклон. Странновато, правда, что возле официального борделя круглосуточная служба наблюдения, однако будем посмотреть.

Гек благоразумно не стал распространяться о своей урочьей карьере – здесь иные понятия, совсем иные.

У Гека была точка наблюдения, каморка с окнами напротив, где он мог согреться, попить чайку, даже поспать три часа, с девяти до полудня, когда его подменяли внутренние службы Дома (так ему сказали). Не реже шести раз за смену он должен был обходить свой участок-квартал со всех сторон. Раз в полчаса звонить из каморки по трехзначному номеру, поскольку телефон был сугубо внутренним.

Ещё на зоне Гек сполна узнал цену слову и поступку, а посему нёс нудную службу исправно, исполнял свои обязанности максимально тщательно. Через полторы недели он со всей определённостью мог бы сказать кому-нибудь, если бы захотел, конечно, что публичный дом – не единственная и даже не главная сторона жизни трехэтажного блекло-жёлтого строения с внутренним двориком, огороженным от проезжей части фигурной металлической решёткой. То ли там фальшивомонетчики засели, то ли наркоторговцы, но дело было явно нечисто. Впрочем, публичный дом о двенадцати красавицах тоже действовал на полную катушку. В этом Гек имел возможность неоднократно убедиться, когда, выполняя поручения звонящего-разводящего, заходил в тот дом. До полудня там всегда тихо-тихо, даже уютно. Там – это обширный холл-приёмная на первом этаже, выше которого Гека не пускали и где его неизменно встречала пухленькая, бальзаковского возраста (сорок два года стукнуло недавно) бандерша Маргарита, она же Мамочка Марго. Огромный камин, трижды отражённый в настенных зеркалах, до вечера «отдыхает», длиннющий овальный стол пока ещё покрыт белой льняной скатертью, в углу тикают, а когда надо – бьют пышные, в стиле рококо часы немецкого производства, в кресле вечно спит толстенькая беспородная кошка. Пахнет молотым кофе, а также пудрой и дешёвыми духами, запах которых Гек, не знакомый с достижениями парижской парфюмерной действительности, находил восхитительным. Марго забирала у Гека записку, или пакет, или нечто, закатанное в трубочку, и отпускала его. Или наливала чашку кофе с молоком – чаевые Гек не брал. А вечером в доме дым коромыслом, хотя, конечно, здесь все чин-чинарем, очень элегантно, не как у дяди Заба на хавире. Солидные господа в костюмах-тройках и при галстуках, иногда офицеры какого-нибудь флота, отечественного или зарубежного, блистательные полуодетые дамы – шлюхи со второго и третьего этажей, звучит музыка, звенят бокалы – эх, здорово! Но и мордобой случается время от времени. Гек ни разу не видел этого собственными глазами, но как из дверей, разбитым рылом вперёд, вылетают особо буйные посетители – это Гек успел понаблюдать дважды за первый месяц.

Так, наверное, и продолжалось бы до весны безмятежное спокойствие стремянной жизни, если бы не происшествие, которое выпало на его смену.

Однажды, во время первого обхода территории, Гек обнаружил фургон с затемнёнными стёклами и антенной на крыше, а рядом «форд» с четырьмя мужчинами в штатском. Гек слишком много лет имел дело с полицейскими, чтобы перепутать их с кем-либо ещё. Дверца фургона распахнулась на миг, и Гек увидел там ещё несколько фигур, да ещё со стволами, типа пистолет-пулемётов. Не нужно было быть Сократом, чтобы догадаться, на какой объект нацелена предстоящая операция. Сидящий за рулём «форда» стал говорить в кулак (рация, понял Гек), потом закурил.

Видимо, ждать оставалось ещё несколько минут. Гек спокойно свернул за угол и так же спокойно вошёл в дверь публичного дома.

В холле на этот раз Мамочки Марго не было. Но зато возле стола сидел широкоплечий конопатый мужик лет тридцати пяти. Угол белой скатерти был отогнут, а мужик ловко и как-то очень быстро настукивал кончиками пальцев по столешнице. При этом он раздувал щеки и пубубукал вполголоса мотив, одному ему понятный. Мужик бросил взгляд на Гека и чётко вымолвил:

– Пшел вон!

Гек не обратил внимания на грубость и сказал:

– Я к Марго, а не к тебе.

Мужик вдруг взял яблоко из вазы перед собой и бросил его Геку. Но бросок получился таким резким и быстрым, что Гек едва успел поймать яблоко в ладонь, иначе оно разбило бы ему лицо. Гек решил до конца не обращать внимания на странные приходы рыжего. Он поблагодарил кивком, откусил от яблока, успел заметить, как дёрнулась рыжая бровь, и решился поторопиться высказать свои опасения этому типу, поскольку неоднократно видел его в этом доме и не без основания считал его за местного:

– Сейчас будет большой шух… облава или что-то вроде того. Через минуту-две. Мне звонить некогда было.

Рыжий мягко выскользнул из-за стола, вдруг подпрыгнул вверх и врезал кулаком в потолок. До потолка было метра три с лишком. После этого он быстро переместился к двери и запер её на внушительные засовы. Сверху примчались двое парней с накачанными шеями и заплывшими жиром глазками.

– Ты чего, Патрик? – прохрипел первый.

– Чего? – почти в унисон добавил второй.

– Чаво, чаво! Тревога!

Один из парней тотчас рванул наверх, другой бросился к камину и чиркнул зажигалкой – огонь занялся сразу и мощно заревел в дымоходе. Патрик сдёрнул скатерть со стола, на бегу свернул её и впихнул под диван у зеркала, расстелил другую, «рабочую». Сверху слышался топот, словно там кружилась стая носорогов. Потом сверху опять прибежали парни, на этот раз – пятеро, с бутылками и тарелками. Послышались визгливые женские голоса, зазвенел телефон, зазвенела посуда… Минуты через две во входную дверь попытались войти, затем грубо постучали. Один из парней пошёл смотреть в глазок, Патрик включил магнитофон, но не очень громко, за стол садиться не стал, а устроился на диване с яблоком. Пока шли переговоры с незваными гостями, прибежали четыре девицы, последним спустился худощавый высоченный мужчина в светло-коричневом джемпере и тщательно отутюженных брюках. Его небольшая, коротко стриженная голова резко контрастировала с широченными прямыми плечами, глубоко вдавленные в череп глаза затенялись вдобавок толстыми и мохнатыми, как гусеницы, бровями.