Елена Сазанович - Предпоследний день грусти

Очнувшись, я увидела ее. Разодранную. Раздетую. Избитую. Искалеченную. Струны – как руки бессильно свисают вдоль тела.

Очнувшись, я увидела своего мертвого друга. Своего верного спутника. Своего единственного соратника по жизни. Единственного, кто меня по-настоящему понимал. И в эту ночь я поняла. Что осталась совсем одна. Именно в эту ночь…

Утром он пришел, как обещал.

– Я бы хотел начать наше знакомство с вашего музыкального инструмента. С вашего верного спутника. С вашего друга. И соратника по жизни, – первое, что сказал он мне.

Я кивнула на угол комнаты.

И он увидел.

– Почему? – в его голосе прозвучал некрываемый страх.

– Пройдет время. И ты все поймешь.

– Я хочу все понять сейчас, – и он в упор посмотрел на меня.

И все, как тогда. Как тогда. Когда свежее румяное утро. Когда молодая натянутая кожа. Когда маленький островок земли. Где выживают лишь двое. Потому что им помогает любовь. Когда слабость во рту. Когда горький запах кофе вперемежку со сладкой мятой. Когда приторный привкус веточки клевера. Когда волосы пахнут морем. Когда эпоха Олимпийских Богов. Когда впереди целая-целая жизнь. И нет ей конца…

Я покачнулась. И глубоко вдохнула эту жизнь. Которой давно уже нет. И которую я так хотела воскресить сегодня. Я покачнулась. И дрожащей рукой прикоснулась к его застывшей руке.

Это было соединение музыки и крика. Гладкого морского камня. И куска глины. Молока и мутной воды. Молодого дерева и плесени. Гладкого стекла и лезвия бритвы. Морской волны и песка. Запаха роз и гари. Дня и ночи. Это было соединение жизни и смерти. И это соединение было возможно в природе. И невозможно в жизни. Потому что оно разрушало ее гармонию. Ее ритм. Ее красоту.

Алик зло, беспощадно, отчаянно вырвал свою руку из моей.

– То, что вы делаете – это страшно.

– Я тебя так долго ждала… Моя мать умерла. Так и не дождавшись.

– Вы сошли с ума! – закричал он. И обхватив голову руками. Прошелся по комнате.

– Вы сошли с ума! – как заученный текст повторял он.

– Ты больше не придешь? – с ужасом в голосе спросила я.

– Никогда! – и он выскочил за дверь.

Я знала. Что он придет. Он из тех. Которые навсегда не уходят. Его будет притягивать этот дом. Как преступника. А еще он должен прийти потому. Что для него так важна эта никчемная работа.

Я заметила, что Алик мало улыбался. Он слишком серьезно относился к жизни. И слишком напряженно. И слишком дотошно. В моих снах. Моих мечтах он был гораздо легкомысленнее и настоящее. Ему были присущи и обаяние эллинов. И их веселость. И их ребячество. И их желание всегда защитить женщину.

Алик был другим. Его переродило время. И он был верным слугой этого времени. Но я его все равно любила. Я не могла разрушить то, что создала своими руками. Что лелеяла. И берегла долгие годы. И из-за чего отказалась от обычной жизни. И отвернулась от обычной судьбы. Я любила его потому. Что не любить не могла. Потому что отказавшись от этой любви. Я бы потеряла себя. Навсегда. И моя жизнь превратилась бы просто в глупость.

Сегодня этого я допустить уже не могла.

И я следила за ним. Покинув свое каменное царство. Я видела его подружку. Которой Боги тоже умудрились дать все. И золото кудрей. И глубину светлых глаз. И солнечность кожи. Но они ей не дали самого главного. Как и ему. Радости. Веселья. Легкомыслия. И сознания счастья жизни. И ее наслаждения. И умения жить одним днем. Но все это – обязательно в окружении легкой боли. Ей это не было дано. В ней не было шарма Женщины. И ее коварства. И Афродита не пожелала передать ей неверность своего взгляда. И правильно сделала.

Они долгое время проводили за разговорами. Наверняка о чем-то крайне умном. Судя по их серьезному виду. И наверняка об искусстве. И я заметила. Что он ценит в ней именно эту неулыбчивость. Этот сосредоточенный вид. Эту способность применять различные научные и философские термины. Значение которых я, прожив долгую жизнь, так и не узнала. Потому что мне это никогда не было нужно. Ни как женщине. Ни как музыканту.

И я не жалела, что именно так прожила свою жизнь И я не жалела, что именно таким путем эту жизнь познавала. Через радость, через наслаждение. И вкус пищи. И вкус вина. И вкус любви. Мне было вкусно! И я вкусно прожила свою жизнь. И даже музыка. И даже моя нелегкая работа тоже были очень вкусными. И я не жалею об этом.

Я искренне соболезновала Алику и его юной подружке. Их заученным словами. Их заученным жестам. Их сморщенным лбам. И энциклопедическим знаниям. Но я любила Алика. И поэтому на все закрывала глаза. И издалека наблюдала за ним. И настойчиво пыталась подогнать его образ к образу парня в замшевой куртке из далекого сна. И я ждала Алика. Зная, что он непременно придет.

И он пришел.

Я очень долго размышляла над своим предложением. Спрашивала совета у мудрых олимпийцев. Понимала, что такое предложение низко. А иногда не понимала. Но мое сердце опережало сознание. И перекрикивало его. И я сделала этот шаг.

… Он долго рассматривал фотографии. Я наблюдала за ним. Я видела, как горели его глаза, при виде хохочущей, белозубой, неправдоподобно красивой мамы. При виде моего хитрющего вызывающего взгляда. И, возможно, впервые он понял, что такое женщина. И долго не мог оторвать глаз от альбома. И не мог проститься с женским обаянием. И женской властью…

– Как жаль, что все это в прошлом, – наконец выдавил он. И посмотрел на меня грустными глазами. И вновь убедился, что все – в прошлом. – И вы в прошлом. Как это жаль… А ваша матушка? Я раньше не сталкивался с такой удивительной красотой.

– И моя матушка – в прошлом., – прозвучали мои слова в тональность его голосу.

– Послушай, – наконец решилась я. – Послушай меня внимательно. Материал у тебя не получится… Не перебивай. Пойми, не хватит фактов. Которых я тебе просто-напросто не дам. Я никому не отдам свою жизнь. И ты не исключение. И для чего она нужна, моя жизнь. Я знаю, некоторым даже доставит удовольствие засунуть в нее лапы. Чтобы хоть каким-то образом опорочить мою музыку. Но моя музыка не имеет никакого отношения к моей жизни! Слышишь! Никакого! А тебе самому не хватит сил разобраться в моей судьбе. Не хватит опыта. Только не обижайся. Не хватит такта… Тебе нужен хороший материал. И ты сможешь ради этого переступить через все. Я это знаю. Но я не пойду на это. Ты про меня ничего не узнаешь. И не узнает никто. Я так хочу…

– Вы что-то хотите сказать? – перебил он меня. Беспокойно расхаживая по моей комнате.

– Сказать? Да. Я хочу тебе сказать главное. Ты очень молод. И чтобы чего-то добиться в жизни… А я знаю, ты этого очень хочешь. Но для этого понадобиться очень много времени. Ты понимаешь? И не только времени. Много сил. Ловкости. Возможно, бесчестных поступков, – я нервничала. Мой голос срывался. – Но… Но и это не дает гарантии, что у тебя что-либо получится. Тем более, когда ты так одержим желанием выбраться наверх. Обычно это получается у тех, кто не делает это самоцелью.