Дуня Смирнова - С мороза

Год назад моя приятельница поступила на службу в крупную европейскую фирму. Фирма, вдохновленная успехами в Москве, решила открыть Большой Магазин в Петербурге. Набрали сотрудников, протестировали, оставили толковых и отправили учиться в столицу. После многочисленных тренингов, проникнутых корпоративным духом и корпоративной мифологией, стажеры приступили к работе в торговых залах под неусыпными очами начальства. Большая часть начальства была представлена соотечественниками, меньшая, и самая главная, – холдинг – европейцами. Холдинг сидел на третьем этаже московского Большого Магазина, редко спускался вниз, а когда ему надо было что-нибудь от сотрудника, вызывал его к себе и там делал с ним то, что обычно начальство делает с подчиненными. Там, наверху, всегда царил Дух Фирмы. Там верили в товарищество, запрещали совместный труд в Фирме близких родственников, поощряли соревновательность и не поощряли доносы, приветствовали совместные выезды на пленэр, не одобряли подхалимаж и выслушивали рацпредложения.

А тем временем в самом Большом Магазине русские сотрудники весело реформировали Дух Фирмы в направлении, скажем так, большего реализма. Многие привели на работу родственников. Некоторые сообразили, что отношения надо налаживать с тем русским народным начальством, которое Бог послал им непосредственно в торговом зале. Иные прибегли к изветам и доброжелательным сообщениям о поведении коллег в нерабочее время. Другие тратили часть стажерских денег на скромные, но запоминающиеся подношения новым друзьям, лишь по случайности занимавшим высокие посты в Фирме. Самые дальновидные, отучившись и получив запись в резюме, быстро перешли в более доходные компании. И вот настало время последнего собеседования с европейскими менеджерами перед отправкой в Петербург. Вызвали на третий этаж и мою приятельницу.

Нет, не думайте, что она выложила им все начистоту с именами, фамилиями, датами и явками. На своего иноязычного собеседника Катя смотрела со смесью насмешки и сочувствия. Он сидел и искренне верил, что там, внизу, все происходит именно так, как он объяснял на тренингах. Он простодушно и твердо глядел на двух своих русских ассистенток, прекрасно знавших обо всем, что происходит в Большом Магазине, и несколько опасавшихся, что сейчас кто-нибудь ему это доходчиво объяснит. Он продолжал считать, что все идет как надо и все будет хорошо. Поэтому моя приятельница устало посмотрела в его голубые доверчивые глаза, сообщила, что она недостаточно молода для такой пылкой веры в Дух Фирмы, и уволилась.

Когда-то я работала в Большой Газете. Холдинг издательского дома, обладавшего газетой, располагался на четвертом этаже. В редакции никогда не знали, что там на самом деле происходит, и слова «А что об этом скажет четвертый этаж?» производили на сотрудников гипнотическое действие. От «четвертого этажа» никогда не ждали хорошего и всегда удивлялись абсурдности его выходок.

Много позже мне пришлось общаться с теми, кто был этим самым «четвертым этажом». Выяснилось, что они тоже совсем себе не представляли, что же там копошится у них внизу, в редакции. Пребывая в блаженном неведенье, они и принимали свои кадровые и закадровые решения, свято веря, что внизу их поймут, одобрят, проникнутся. Та редакция, которую они себе представляли, никогда не существовала в природе.

Я вот думаю: может, там, в Кремле, холдинг сидит?

«Ведомости», 29.08.2003

Главная новость из жизни газетного рынка прошедшей недели – объявление о продаже 78 процентов акций «Коммерсанта» – самого успешного и внешне благополучного Издательского дома в России. Владелец основного пакета акций «Коммерсанта» Владимир Яковлев в интервью, которое он дал своим же журналистам в Амстердаме, сообщил населению, что намерен быстро, в течение месяца, продать Издательский дом желающим. Правда, при условии, что таких желающих будет несколько, поскольку Яковлев не хочет, чтобы его детище принадлежало кому-то одному. Приблизительная цена, которую, судя по некоторой информации, рассчитывают получить от будущих покупателей, – 150 миллионов долларов. Но на самом деле, конечно, не так уж и важно, почем удастся отдать Издательский дом. Искренне интересно, зачем это делает Яковлев. Люди говорят разное. Часть наблюдателей полагает, что дела у Издательского дома идут плохо. Большие долги, снижение рекламных продаж, падение тиражей. Почему бы не отдать все это в хорошие трудолюбивые руки? Другие считают, что Яковлев и его менеджеры придумали очередную гениальную схему получения денег на предвыборную кампанию. Объявление о распылении контрольного пакета позволит легально закачать в ИД значительные средства. Наконец, третьи в своих умозаключениях крайне прозаичны. Владимир Егорович Яковлев, видный магнат и наставник творческой молодежи, просто устал. От судьбоносных решений, интриг, проектов и взволнованных звонков из Москвы, несущих ему образцы мирской суеты и тщеты, от которых Владимир Егорович всю свою жизнь как раз пытался скрыться. Возможно, ему казалось, что деньги тем и прекрасны, что дают шанс откупиться от внешнего мира – злобного, неуютного и нечистоплотного собрания людей. Деньги, однако, оказались странным и безжалостным инструментом. Видимо, потому что их делают все те же люди. Владимир Егорович, наверное, окончательно устал от людей. Ему явно хочется побыть вдали от них, забыть, как они устроены, а потом, быть может, снова вернуться и попытаться еще раз заставить их за деньги жить по его законам. Возможно, это произойдет через полгода. Возможно, грез год, когда страна и ее газеты переживут свой кризис и станут другими. Но не теперь. Теперь он отходит от дел, оставляя России главный результат своей жизни – малопонятный и тщательно закрытый от посторонних, но вполне исправный Издательский дом, до неузнаваемости изменивший в свое время всю русскую журналистику. Что это за организация такая?

Как в ней все устроено? Что за люди там работают? Это почему-то всегда вызывало у публики нешуточный интерес. Заметка, которую мы печатаем, отчасти, безусловно, удовлетворит его. Написала заметку Дуня Смирнова, проработавшая в «Коммерсанте» несколько лет.

Я проработала в Издательском доме «КоммерсантЪ» три года. Мне ни разу по-настоящему не пришлось пожалеть ни о том, что я туда пришла, ни о том, что я ушла оттуда. Но известие об изменениях в ИД поразило меня как-то… посемейному. Представьте себе, что ваша глубоко бывшая жена вышла замуж за дрессировщика. Или собралась эмигрировать. Или ушла в монастырь. Вроде вас давно уже ничего не связывает и нет никакого резона так волноваться. Но, вопреки разуму, вы в смятении. Вас сжигает необъяснимое любопытство. Вы пытаете общих знакомых и звоните родственникам с деликатным вопросом, не сошла ли она с ума. А потом, размахивая руками, предаетесь горячечным воспоминаниям о прежней семейной жизни и ищете в ней причины новейших событий.