Сол Беллоу - Хендерсон, король дождя

С каждым днём я все больше убеждался в том, что все знают, куда я хожу по утрам, и поэтому боятся меня. Я явился, как дракон, — может, это король призвал меня, чтобы помочь ему сразиться с Бунамом и навязать племени другую религию? Я пытался втолковать Ромилайу, что мы с Дахфу не делаем ничего предосудительного.

— Просто у короля богатая натура. Он вернулся не затем, чтобы прохлаждаться со всем этим бабьем. Взошёл на трон, чтобы хоть чуточку изменить мир к лучшему. Ведь как обычно бывает? Человек вытворяет черт-те что, но, пока у него нет своей теории, никто и слова не скажет. Так и с королём. Он меня нисколько не обижает. Я понимаю, внешне выглядит иначе, но, поверь, Ромилайу, я занимаюсь этим сугубо добровольно. Просто неважно себя чувствую. У меня лихорадка; слизистая оболочка носа и рта воспалилась — ринит, наверное. Попроси я, король наверняка дал бы мне какое-нибудь лекарство, но я не хочу докучать ему жалобами.

— Я на вас не сержусь, сэр.

— Пойми меня правильно. Человечеству нужны такие, как король, — чем дальше, тем нужнее. Перемены должны быть возможны! Если нет. значит, плохи наши дела.

— Да, сэр.

— Американцев считают непробиваемыми, но и они стремятся решать глобальные проблемы. Протестантизм белых, конституция, Гражданская война, капитализм, завоевание Запада… Все великие дела и войны произошли до меня и моих ровесников. Зато на нашу долю выпала важнейшая схватка из всех: схватка со смертью. Пора наконец разобраться с ней. И в этом я не одинок. После войны миллионы моих соотечественников устремились на поиски ответа на вопрос: как исправить настоящее и приоткрыть завесу будущего? Клянусь тебе, Ромилайу, таких, как я, пруд пруди: в Индии, Китае, Латинской Америке и других местах. Как раз перед отъездом я читал о бывшем преподавателе игры на фортепьяно из Манси, который заделался буддистским монахом в Бирме. Видишь ли, я — человек, живущий интенсивной духовной жизнью. Судьба нашего поколения — отправляться в широкий мир в поисках высшей мудрости. А ты думал, почему я здесь оказался?

— Не знаю, сэр.

— Я не могу смириться со смертью моей души. И поэтому буду поддерживать короля Дахфу, пока он не поймает своего отца Гмило. Если я с кем-то дружу, Ромилайу, то преданно, от всего сердца. Я знаю, что такое быть погребённым в себе самом. Беда только в том, что, как оказалось, я плохо поддаюсь переобучению. Король — одареннейшая натура. Хотел бы я знать его секрет.

Ромилайу спросил, о каком секрете я говорю.

— Секрет его отношения к опасности. Подумай, как много у него поводов для тревоги! А теперь посмотри, как он лежит на кушетке. У него наверху есть старинная зелёная кушетка, такая большая, что, должно быть, её туда доставили на слонах. Как он возлежит на ней, Ромилайу! А все эти дамы ему прислуживают. Однако на столе рядом с кушеткой стоит блюдо с двумя черепами: его отца и деда. Ромилайу, ты женат?

— Да, сэр. Два раза. Но сейчас иметь одна жена.

— Точь в точь как я. У меня пятеро детей, в том числе мальчишки— близнецы в возрасте четырех лет. Моя жена — очень крупная женщина.

— Я иметь шесть детей.

— Тебе за них не страшно? Африка — все ещё дикий континент, двух мнений быть не может. Я лично постоянно дрожу от страха, что малыши заблудятся в лесу. Надо бы завести собаку — огромного пса. Но вообще-то мы переедем в город. Я поступлю учиться. Ромилайу, я хочу написать письмо жене, возьмёшь его с собой в Бавентай и опустишь в ящик. Я обещал тебе премию, старик, — вот документы на джип. Передаю тебе право владения. С удовольствием взял бы тебя в Штаты, но раз ты человек семейный…

На его лице я не заметил никаких признаков радости по поводу подарка. Напротив, оно ещё больше сморщилось, а я уже достаточно хорошо изучил своего проводника.

— Эй, приятель, почему у тебя глаза на мокром месте?

— Вам грозить беда, сэр.

— Да, грозит. Видишь ли, я малый несговорчивый, так что судьбе приходится идти на крайние меры. Я — беглец, Ромилайу, только тем и спасаюсь. В чем дело, дружище, у меня что, совсем никудышный вид?

— Да, сэр.

— Все мои переживания написаны у меня на лице. Так уж я устроен. На тебя так сильно подействовала та женская голова?

— Может, они вас убивать? — предположил Ромилайу.

— Возможно. Этот Бунам — настоящий скорпион. Однако не следует забывать, что я — Сунго. Разве Мумма не служит мне ангелом-хранителем? Кроме того, с моей бычьей шеей, потребуется не менее двух человек, чтобы меня задушить. Ха-ха! Не волнуйся за меня, Ромилайу. Как только это маленькое королевское дельце будет улажено — то есть я помогу королю заарканить его папашу, — махну к тебе в Бавентай.

— Ради Бога, сэр, сделать это быстро.

Когда я упомянул о Бунаме в разговоре с королём, тот посмеялся над моими страхами.

— Как только Гмило окажется у меня в руках, я стану хозяином положения.

— Но пока что этот зверюга лютует в саванне. А вы ведёте себя так, словно уже держите его под замком.

— Львы не часто меняют места своего обитания. Гмило вот-вот попадёт в поле нашего зрения. Идите лучше, напишите письмо вашей жене.

— Я как раз собирался это сделать.

«Любовь моя, ты, конечно, волнуешься, но в глубине души знаешь, что я жив».

(Лили утверждала, что всегда знает, что со мной происходит. Мол, ей подсказывает интуиция влюблённых).

«Полет произвёл на меня неизгладимое впечатление. Наше поколение первым удостоилось чести видеть облака с обеих сторон. Первые люди устремлялись мечтой ввысь. А теперь — вниз. Значит, где-то непременно должны произойти какие-то перемены. Для меня все это было как волшебный сон.

Египет мне очень понравился. Там все ходят в традиционной белой одежде. Устье Нила сверху похоже на спутанный клубок. Долина была местами зелёная, а местами жёлтая. Из-за порогов вода пенилась, точно зельтерская. После приземления в Африке мы с Чарли поцапались, и я понял: это не совсем то, о чем я мечтал, покидая родные пенаты. Чарли так и не почувствовал себя в Африке как дома. Я читал Р.Ф.Бёртона, «Пять шагов по Восточной Африке», плюс журнал Спика; мы с Чарли расходились во взглядах по всем вопросам до единого. Поэтому наша компания распалась. Бёртон слишком возомнил о себе. По моим представлением, он был очень похож на генерала Дугласа Макартура и точно так же уверовал в свою историческую миссию. Заладил о Древнем Риме и Греции. Тогда как гениям присуща любовь ко всему земному».

(По возвращении в Англию Спик вышиб себе мозги выстрелом из пистолета.

Но я не стал доводить этот факт до сведения Лили. Под гением я подразумевал кого-нибудь вроде Платона или Эйнштейна).

«Мне подвернулся проводник по имени Ромилайу, и мы подружились, хотя поначалу он меня боялся. Я попросил показать мне ещё не тронутые цивилизацией уголки Африки. Их осталось не так уж много. Всюду, словно грибы после дождя, возникают современные правительства и просвещённая элита.