А. Федоров - Оракул петербургский. Книга 1

По всей вероятности, речь могла идти только о "первой ступени" – о забвении себя, своих проблем. Конечно, было немыслимо предположение, что эта компания достигнет когда-нибудь последней ступени – растворения в акте служения Богу. Трудно поверить, что врачебная публика, вообще, может кому-то служить. Исключение составляют пациенты, да светлые идей медицины. Все они подчинялись правилам, прописанным в особой "Книге сияния". У медиков было свое, отличное от остального люда, главное каббалистическое сочинение, не написанное, а передаваемое тысячными сменами предыдущих поколений последователей Асклепия.

Этот странный бог врачевания, рожденный от Аполлона и нимфы Корониды, претерпел много горя за свою многотрудную жизнь, что его роднит с современными российскими врачевателями. Но вмешался всемогущий Зевс: он убил кентавра Хирона, дерзнувшего обучить Асклепия воскрешать мертвых. Отсюда, сегодняшние эскулапы-шизики, по совместительству усердствующие в алкоголизме, не могут быть признаны его заветными учениками.

Безусловно, все современные доктора и их верные помощницы – медсестры, санитарки не лишены традиций Гелугпа – закона добродетели, исходящего из таинственных тибетских учений. Даже без прочтения тибетских подлинников, общие идеи мировой медицины через информационное поле вселяются в головы профессионалов по мимо их воли. Волю свою предначертал Бог: "Много званых, но мало избранных"! Уже на стадии поступления в медицинский институт идет просеивание одаренных – посвященных в избранные.

Наблюдая за жизнью своих друзей, Олег всегда поражался несоответствием специальных знаний той линии поведения, которую современные российские врачи выбирали для себя. Она во многом отличалась даже от зарубежного, цивилизованного, варианта. Тем более, трудно поверить, что эти своеобразные парни были склонны принимать практику благотворного суфизма – "воздержания", "отречения", "аскетизма".

Его друзья советовали больным правильные вещи, но сами словно нарочно делали то, что сокращало собственную жизнь. Если египтяне писали магические заупокойные формулы из "Книги Мертвых" на стенах гробниц, то наблюдаемые сейчас эскулапы расписывали такими текстами свою реальную жизнь. В их поведении не было чистого наслаждения, а присутствовало мучительное издевательство над собственной биографией.

Все наблюдения напоминали вначале легкое безумие, переходящее затем в безумие ad maxymum? – практически, безграничное. Но потаенные мысли и результаты наблюдений Олег оставлял при себе, а для сохранности здоровья в периоды страшных разочарований незаметно впадал в медитацию.

После решительной и многообещающей отповеди демагогам диетолог пулей вылетел из подвала и устремился на пищеблок. Инфекционист померк не на долго. Был повод взбодриться: в глазах появилось подобие алчного блеска как только кудесник-анатом приступил к колдовству – к разливу и соединению компонента, превращению зелья в священную воду.

Наша многострадальная родина – это страна "советов". Известна притча о том "Почему невозможно изнасиловать женщину в многолюдном месте"? – будет дано слишком много советов окружающими. Насильник, безусловно, окончательно запутается, пытаясь исполнить многочисленные рекомендации. Так и наши алхимики – включились в ответственную процедуру измерения, дегустации, доводки, оттяжки священного напитка. Советов при этом было высказано масса, – каждый пытался удовлетворить свой собственный вкус. "Чем бы дитя не тешилось – лишь бы не плакало"!

– Напрасно, Саша, ты споришь с живоглотом до еды и первой рюмки. Ведь все можно совершать в сочетании, – посетовал Миша.

– Нам всем необходимо научиться беречь силы. – поддержал его вещий Олег. Муза многозначительно хмыкнула из далека. Она шлепала гистологические срезы в соседней комнате и через открытую дверь наблюдала за "клубом самоубийц. Так называла она "своих мужиков", давно привыкнув к босяцким выкрутасам и простив им все прегрешения заранее и оптом. Она никогда не вмешивалась в чисто мужские дела. Ибо алкогольное творчество – бесспорно сугубо мужское занятие. Впрочем, в кульминационный момент юркой змейкой, тут как тут, появлялась Муза со старым граненым стаканом и приобщалась к "пьянчугам" (тоже ее термин). У нее была своя норма – верных "две бульки".

– Никаких возражений у меня нет, Мишель, – ответствовал провинившийся, – просто была потребность реализовать агрессию, накопившуюся за выходные. Софка-сучка дежурила сутки и угробила двенадцатилетнего мальчишку. Жди работу, Мишель.

– В чем там дело? Уточни события? И кто виноват? – насторожился анатом.

– История банальная. А виноват по крупному счету все же я. Хотя непосредственный виновник – Софья Борисовна Наговская. Она дежурила в выходные. Самое главное, что, уходя с работы, я еще раз посмотрел мальчика. Он сидел облокотившись на тумбочку (ему тяжело было дышать, – подключал мышцы верхнего пояса) – худой, бледный, просто истощенный. Его ночью привезли из провинции. Мать-дура заставляла мальчишку ходить в школу, не лечила (врач амбулатории вела его с ОРЗ, но там, конечно, уже давно теплилась пневмония). Матери, видите ли, показалось, что он здоров (температура 35,4) и она погнала его в школу: там во время урока он свалился, потеряв сознание.

– Понимаешь, Миша, – продолжал Сергеев. – Ребенок ослаблен, всю жизнь без должного ухода – у него резервы давно были исчерпаны, явная ареактивность. А матери-дуре загорелось исправлять тройку по математике.

– Наговская навалила на него антибиотики, – началось массовое избиение микробов – всех сразу, вирулентных и сапрофитов. Отсюда резкая интоксикация. Известное дело: микробные трупы своими эндотоксинами парализовали жизнедеятельность организма. Надо было ставить капельницы и выводить токсины. А эта толстуха завалилась спать, – за капельницей же надо следить. Вот она и отложила активные действия до утра.

– Но это же подсудное дело! Халатность! – возопил Чистяков.

– Брось, Миша, покажи мне того прокурора, которому удалось засудить врача по такому поводу. Можно осудить стоматолога за левое золото, но не клинициста. Умный адвокат всегда убедит суд в том, что здесь имела место не правильная оценка тяжести состояния, а злого умысла или халатности не было и в помине. Будут привлечены титулованные эксперты, с известными фамилиями. Все закончится дисциплинарным взысканием. Да,… и мальчика уже не вернешь.

– Ты не прав, Александр, – возмутился анатом, – такие действа прощать нельзя никому.

– Никто и не говорит о поощрении… но, Мишель, у тебя на вскрытие будет присутствовать главный врач и куча прфессоров-оправдателей, да друзей-отравителей. Там, в верхах, уже началась интенсивная возня. И дело вовсе не в Наговской, тем более, что она скоро уезжает за кордон. Блатная стерва и без того больше не будет поганить работу отделения.