А. Федоров - Оракул петербургский. Книга 2

Первый осмотр, несложные манипуляции на кушетке, в гинекологическом кресле выявили раскрытие шейки матки в четыре пальца. Сабрину поволокли в "кричалку", на второй этаж. Там было примерно 10-12 почти солдатских коек с голыми матрасами, обтянутыми клеенками. Словно обширный сегмент древнегреческого цирка, на сцене которого дерутся насмерть взбешенные гладиаторы, "кричалка" кипела страстями и муками, разрывалась криками и восторгами дикого варварства. Ее широкие окна полукругом распахивали всю панораму боя во двор родильного дома. Нужно предлагать мужикам, состряпавшим очередное потомство, большую плату в придачу к билету, дабы выявить желающих понаблюдать, а самое главное, послушать рев несчастных, обманутых прежними постельными ласками, женщин.

Самое большое варварство и скотство всегда присутствует при родах в России! Это ее особая, незабываемая стать. Еще при старике-немце Отто, в институте, называемым в народе его именем, все было устроено так, чтобы максимально снять напряжение, страх и боль с души и тела женщины. Ей помогали конструировать готовность выполнить ответственную функции, отчет за качество которой будет отдаваться напрямую Богу. Тогда, при грозном царском режиме, в широких коридорах института перед родильным залом разливались успокаивающие звуки органа, курились благовония из специальных лечебных трав. Женщины, заложив руки за спину и гордо запрокинув головы, вышагивали по кругу, элегантно выпячивая огромные животы. Эти склады, туго набитые генетическими откровениями, цитоплазматической мутотенью, природа собрала в дорогу нарождающимся поколениям. Ожидая своего часа – момента акушерской истины – женщины отрешались от мирской суеты, чему-то тайному улыбались, – видимо, пытались ублажать своего и ребячьего ангелов-хранителей. Это было не только грандиозное шоу, но и акт медицинского милосердия, использование приятных и полезных медицинских технологий, приводивший к практически полному обезболиванию и физиологическому течению родов.

Однако на сей раз Сабрина встретилась с тем, что предоставили ей организаторы городского здравоохранения: в "кричалке" творился кошмар, ад, несчастье, трагедия души и плоти… Сабрина видела такое впервые! И это зрелище впечатляло так же эффектно, как показ пыточных камер или крематория Освенцима. В ее голове возникал только один вопрос: "А для чего весь этот садизм, откровенное скотство на рубеже двадцатого и двадцать первого веков"! Она никогда не поверила бы заверениям мужей города о том, что все это в целях экономии народных средств и исключительно для рационального ведения родов. Здесь "бюджетные деньги" (как любили говорить мужи города), отпускаемые на службу родовспоможения тратились с эффектом, близким к патологическому буйству!

Момент был примечательным: оказывается, были закрыты несколько родильных домов на "проветривание", косметический ремонт, и всех рожениц свозили скопом в Снегиревку. Вообще, за такие дела администраторам-мужчинам надо отрывать не головы, а мошонки, ну а женщин-администраторш – стерилизовать, причем, без наркоза – под "крикаином"!

Для того, чтобы выдержать пытку родами в условиях общедоступного отечественного здравоохранения, необходимо иметь очень крепкое здоровье и благоприятно протекающую беременность. У Сабрины все это было: роды вторые, срочные, предлежание плода затылочное, биомеханизмы родовой деятельности не собирались давать сбои, общая конституция была стандартная – благоприятная для этого вида женских истязаний. Сабрина недолго слушала вопли соседок. Она только успела зафиксировать одну роженицу, которую ввели в акушерский сон (видимо, та уже многие часы истязалась "помощниками смерти"). Эта женщина была доброго среднего возраста, несколько толстоватая.

У Сабрины не возникало поводов для крика, а это, как известно, в России главное основание для того, чтобы тебе либо поддать жару, либо отнестись небрежно. Ни дежурная акушерка, ни пожилая врач-гинеколог, клевавшая носом (время было позднее), ни пара практикантов-юнцов, с важным видом расхаживавших между солдатских коек и приободрявших рожениц фамильярным – "ну, потерпи, милая!", не обращали на Сабрину внимания. Она сама почувствовала начало потуг и подозвала юнца. Тот снизошел до беглого осмотра. С видом императора Калигулы, возомнившим себя почему-то Александром Освободителем, он приподнял рубашку на ногах у Сабрины. Мальчик-студент был глупым, но подавал надежды на исправление: его ударило словно током – из расширившейся до предела, с напряженными краями половой щели появлялась головка ребенка. На отчаянный крик молодого эскулапа сбежались все "ответственные лица". Было от чего перепугаться: Сабрину в охапку, придерживая краем рубахи прущую на выход головку ребенка, за ноги и руки поволокли в стерильный родильный зал. Там было и свежо, и тихо, а ящеричный цвет нарядов медицинского персонала, да матовый блеск софитов успокаивал, при всем при том, активизируя родовую деятельность.

Роды прошли излишне быстро, что вызвало и приличную кефалогематому у новорожденного и разрывы у роженицы. Недотеп в белых халатах (или с каким другим окрасом), в приличном обществе штрафуют, если не хлещут по щекам. Но Сабрина не была мстительной. Однако, кроме Сабрины, на этой земле еще была Муза. И она по моновению ока могла превратиться в тигрицу. Муза скажет еще свое веское слово: Феклы и Кондраты от медицины, проглотившие клятву старика Гиппократа, как несложную закусь во время очередной пьянки, будут отвечать по всей строгости закона. Слишком дорого далось Музе это приближение к материнству, к святому делу – к рождению потомка незабываемого друга и любимого человека – Сергеева!

Из "родилки", после отхождения последа, теперь уже счастливую родильницу, увидевшую своего новорожденного мальчика Володю, отправили в маленький закуток. Там на жестком матрасе, трясясь от холода, Сабрина дожидалась остановки кровотечения и последнего аккорда пыток – штопки разрывов тоже под "крикаином"!

Палату новоиспеченных матерей заполняли разом, то есть всеми теми, кто примерно в одно время родил. Таких отмучившихся счастливец оказалось восемь. Привезли сюда и толстушку, успевшую оклематься от акушерского сна и с некоторыми приключениями наконец-то родить мальчика. Это была женщина с довольно приятной наружностью, а излишние жировые наслоения делали ее волнительно-пикантной, особенно для мужчин среднего возраста. Сабрина обратила внимание еще на одну страдалицу – сравнительно молодую женщину с приятными чертами лица (как потом оказалось, большого знатока макияжной техники), но с кровавыми трещинами стоп. Можно было подумать, что перед родами она прошла пешком, босиком, по бездорожью многие версты.