Александр Потемкин - Игрок

Скорый поезд «Тихий Дон» «Ростов — Москва» мчался на север и приближался к станции «Лиски».

Тем временем Юрий Алтынов набирал новые и новые телефонные номера и подолгу разговаривал по мобильному аппарату. К этому часу выяснилось следующее: начальник станции «Лиски» в двадцать три часа двадцать минут получит срочное модемное сообщение, что в связи с крупной железнодорожной аварией все поезда, идущие на Москву, необходимо переадресовать по маршруту «Поварово — Пенза — Красный Угол — Арзамас — Нижний Новгород». В этот же момент такие же сообщения получат дежурные перечисленных станций. Это обошлось ему в семнадцать тысяч долларов США. С центральной диспетчерской МПС ничего не получилось. Поэтому сейчас началась процедура ее полнейшего телефонного отключения. Тотального! Значит, и резервного тоже.

Но этого оказалось недостаточно. Потребовалось отключить всю телефонную систему Волжской железной дороги, на территорию которой должны были быть переадресованы поезда, идущие на Москву. Эта акция обошлась ему в тридцать тысяч долларов. Но господин Алтынов был увлечен игрой и совершенно не думал о деньгах. Они его меньше всего интересовали. Успешная развязка железнодорожной затеи спровоцировала господина Алтынова на обдумывание совсем другого, не менее потрясающего проекта. Глаза его сверкали вдохновением. Казалось, в этом мире не существовало ни одной женщины, которая смогла бы сейчас устоять перед такими глазами.

Впрочем, была и неудача: в этот праздничный день 12 июня 2000 года никак не могли найти священника. Но это неудобство совершенно не смущало его. Надо было помнить о ментальности господина А., который не раз говорил и доказывал, что в творческом порыве он играет с самим собой. Так вот, именно сейчас можно было слышать по телефону такой необыкновенный пассаж, адресованный какому-то его корреспонденту: «Если нет священника, найдите артиста, сутану и крест на цепи, Библию, два кольца, на которых должно быть выгравировано “100 дней верности. 13 июня 2000”, кассету с торжественной церковной музыкой и два венца из любого материала, пусть даже из васильков, и тащите все на пензенский вокзал, в двенадцатый вагон скорого поезда номер девять “Тихий Дон” “Ростов — Москва”. Но ни в коем случае не говорите священнику, что я знаю, что он не церковник, а артист. Да!.. Еще понадобится столик, можно раскладной, даже матерчатый, вместо аналоя, и кусок красного сатина или батиста. И обязательно иконку!»

Да, господин Алтынов нередко играл с самим собой и испытывал при этом большое профессиональное удовлетворение.

Молодой человек посмотрел на часы и сказал себе: «Ваш выход, маэстро!»

Юрий Алтынов входил в роль быстро, как дипломированный актер. Его лицо вдруг стало бледным и болезненным, глаза покраснели, потекли слезы, нос распух. Это был уже не господин А., а герой пьесы Иван Бородин. Охранник открыл ему дверь в третье купе, и он, обливаясь слезами, упал на колени перед своей кузиной Жанной Бородиной.

«Вах, это что такое?!» — изумился Самвел. Спартак вытаращил глаза и онемел.

Герой пьесы плакал и проклинал свою горемычную судьбу. Его страдальческое лицо вызывало сильные душевные переживания у присутствующих. «Кузина, — сквозь слезы говорил он, — я проигрываюсь, одолжи мне денег, я клянусь, я обещаю тебе все вернуть. Ты знаешь мою натуру — я никому не должен». — «Я все отдала тебе, Ванечка. Я даю тебе свою наличность, а ты возвращаешь мне отцовский антиквариат. В прошлый раз взял у меня взаймы семь тысяч долларов, а вернул мне вазу Фаберже…» — «Но, дорогая, — обливаясь слезами, говорил молодой человек, — эта ваза стоит сорок пять тысяч долларов. Не погуби, сестра, дай мне денег». Герой постановки, обхватив ноги кузины, безутешно рыдал.

Когда коммерсанты поняли, что речь идет о деньгах и кредитах, они сразу притихли.

«Мне жаль тебя, но я не в состоянии помочь. У меня есть деньги, но они мне нужны для организации концерта в Воронеже. За мной стоит коллектив…» — очень натурально возражала будущая звезда эстрады. «Дай денег, или я покончу с собой. Я не переживу позора, если окажусь неплательщиком. Да они сами сбросят меня с поезда». — «Может, тебе спрятаться…» — «Как можно убежать от своей чести! Дай мне денег, Жанночка, спаси меня!» — слезы ручьем текли по его лицу. Господин Самвел был, видимо, сентиментальным человеком, ему было очень жаль рыдавшего. Но филантропических чувств он совершенно не знал, а потому лишь наблюдал эту трогательную сцену.

«Я оставлю тебе залог. Это один из лучших семейных бриллиантов, гордость алмазодобывающей промышленности отечества». — «Я — не кредитное учреждение, Ванечка, у меня нет денег». — «Взгляни, такой бриллиант стоит семьдесят пять тысяч долларов. Здесь два и семь карата. Чистейшая характеристика. Голубая вода. Дай денег, Жанка!» — «Я мало что понимаю в драгоценных камнях, — кузина Бородина взяла кольцо и стала рассматривать бриллиант. — Конечно, камень бесподобный. Фантастика! — она как бы между прочим передала его Спартаку. — Вы разбираетесь в бриллиантах?» Господин Спартак взял кольцо и был ошеломлен его качеством и красотой. Он понял, что этот минеральный шедевр никому больше не отдаст. Он будет принадлежать только ему. Спартак торопливо достал из портфеля фонарик и стал старательно просвечивать бриллиант. Поезд подходил к станции «Лиски». «Ванечка, — кузина Бородина открыла свою сумку, — вот все мои деньги…» Она вытащила пачку долларов и передала их господину Самвелу: «Дорогой друг, я вся в волнении, пожалуйста, пересчитай». — «Спасибо, сестрица», — с новой силой зарыдал герой пьесы. «Сколько там денег?» — спросила пианистка. «Две тысячи триста долларов, красавица». — «Иван, в последний раз, вот, возьми две тысячи. Ты меня оставляешь с тремястами долларами. Позор!» — «Мне нужно пятнадцать!» — взмолился молодой человек.

«Чтесневац кхар а. Ес кянкхумес эсенц кхар чем тесе. Эт тесак адаманд Хайястанум харур хазар доллар аржи. Эт наркоманын ес тх хазар касем». [1] Совершенно уникальный камень. Я ничего подобного никогда не видел. Такой бриллиант в Армении стоит сто тысяч долларов. Я предложу этому наркоману семь тысяч (арм.) .

«Хла цуйс тур. Ха шат энтыр кхар а. Ес ксан хазар ктам». [2] Покажи мне! Действительно гениальный камень. Я дам двадцать! (арм.).

«Вай, инч эс асум. Ес араджинан аси вор узум эм эт адамандн арнел. Тес, ес бан чунем аселу. Байц ми хангари, узум ем арутур анел, ес эт кхар а карнем». [3] Дорогой друг! Я первый сказал, что хочу купить этот бриллиант. Не мешай мне. Смотри, я ничего не имею против. Но не мешай торговаться, я куплю его сам (арм.).

«Жанночка, эти деньги меня не спасут. Я знаю, у тебя должны быть деньги. Возьми бриллиант. Завтра в Воронеже ты продашь его за пятьдесят тысяч долларов…» — «Откуда у вас такой камень?» — осторожно начал господин Спартак. «Да вам-то что до этого?» — «Иван, это мои друзья». — «Мой отец всю жизнь проработал в фирме “Русалмаз”, был главным инженером Третьего Обогатительного комбината в поселке Мирный, в Якутии». — «Все понятно. Я дам вам за этот бриллиант очень хорошую цену, вы получите немедленно семь тысяч долларов». — «Никогда! Вы предлагаете мне лишь десять процентов его стоимости. Это очень нечестно — пользоваться несчастьем ближнего!» «Ми ерек хазар эл тур дран. Чтесневац кхар ес арнум. Ес дра нман чем тесе. Мер катагхикос Вазгени мот эл тенц кхар чкар». [4] Дай ему еще три тысячи. Великий камень покупаешь! Я ничего подобного никогда не видел. Даже в коллекции католикоса Вазгена такого не было (арм.). «Микхич арутур аненкх, хай ес?» [5] Дай поторговаться. Что ты, не армянин? (арм.).