Александр Потемкин - Игрок

«I am sorry. The people are celebrating a national holiday — Independence Day of the new country. So, this is a riot of fun. Yo u speak our language perfectly well. Let’s rejoice together».

«Ай спик нот гуд енглиш. Рашен гуд», — сказал незнакомец.

«Как я и предполагала, этот тип не владеет языком», — пронеслось в голове у Врубельской. «Прошу прощения, я приняла вас за американского дипломата, I am sorry. Разрешите перевести на русский мой пассаж?» — «Прошу», — мужчина стал раскуривать сигару. «Я сказала, что у нас вовсе не бунт, а годовщина национального праздника — Дня Независимости. Обратилась к вам с вопросом: нет ли у вас желания порадоваться вместе с нами?» — «Кто спонсирует проведение праздника?» — «Каждый сам по себе, но все вместе». — «Я тоже радуюсь… Пью коньяк, смотрю видео». — «Какой коньяк?» — «Людовик XIII, Реми Мартин».

Госпожа Врубельская про себя усмехнулась. Откуда-то свыше она получила новый энергетический заряд и перешла к боевым действиям. «Смотрите, какая куча денег в моем мешке. Через час эту наличность кто-то выиграет». — «Что за игра — карты, рулетка?»

Господин Алтынов продвинулся вперед. Важное лицо заметило перемещение Алтынова и тут же обратилось к Врубельской: «Вы знаете этого молодого человека?» — указал он на ростовчанина. «Нет. Впрочем, да. Он сделал ставку в нашем тотализаторе на полторы тысячи долларов. Его версия стоит один к пяти к номиналу». — «Кто проводит тотализатор?» — «Я, Жанна Бичерская, пианистка Воронежской филармонии, и мои друзья — господа Ползунков, Кавось». — «Честь имею», — сухо бросил Ползунков. Господин Кавось молча поклонился. «Сколько денег в банке?» Ароматный сигарный дым начал обволакивать коридор вагона. «Еще точно не подсчитано, но, видимо, около двадцати—двадцати пяти тысяч долларов». Глаза Врубельской горели, верхняя пуговица блузки была расстегнута, прядь волос опускалась к бровям. Ее облик был колдовски интригующим, она могла увлечь любого, даже самого закоренелого холостяка; в нее влюбился бы сам дьявол.

«Вы собрали в этом поезде около двадцати пяти тысяч долларов?» — удивился хозяин вагона. «Да! За двадцать минут до Пензы прием ставок будет прекращен. У вас есть около одного часа. Желаете испытать судьбу? Ставки принимаются без ограничений». — «Объясните мне суть тотализатора». Врубельская чувствовала вдруг возникшую в биополе вокруг незнакомца турбулентность. «Где-то впереди, то ли у Воронежа, то ли перед Москвой произошла крупная авария. Наш поезд, видимо, как и другие, направили по новому, неизвестному маршруту. Каждый пассажир может назвать свою версию движения состава и сделать ставку. Все просто…» — «Хочу пригласить вас в свое купе». — «Меня одну?.. Мне, право, неловко. Я совершенно вас не знаю. Разрешите господину Кавосю пройти вместе со мной». — «Через пару минут можете приглашать кого угодно. Есть необходимость посекретничать». — «Я останусь перед дверью», — очень твердо сказал господин Кавось. «Да! Не оставляйте меня одну, мой милый друг». Молодая дама вошла к незнакомцу.

Это было не купе — это была гостиная на колесах, напичканная какой-то бессмысленной, то ли старой — пятидесятые—шестидесятые годы, то ли новой — из Молдавии или Узбекистана — полированной мебелью. Вагонное помещение больше походило на брокантскую [14] От brocant (фр.) — всякая всячина лавку. Яна Врубельская не стала отвлекаться на осмотр всех аксессуаров крепости нового русского аристократа, а сосредоточилась на глазах незнакомца. Он спросил: «У вас есть мобильный телефон?» — «Нет». — «У кого есть?» — «У вас». — «А среди ваших?» — «Наших? Кого вы имеете в виду, артистов Воронежской филармонии?» — «Тех, кто проводит тотализатор». — «Я ни у кого не видела». — «Какова комиссия букмекера?» — «Десять процентов на четверых». — «Я дам вам больше». — «За что?» — «За послушание». — «Музыканты не привыкли к большим гонорарам. После Пензы я в вашем распоряжении». — «Вы должны мне помочь взять под контроль тотализатор». — «Прошу прощения, я вас не понимаю». — «Вы согласны слушаться меня беспрекословно?» — «Нет. Я совершенно не знаю, кто вы и каковы ваши планы. На первый взгляд, вы богатый человек. Почему вдруг вы заинтересовались скромным “Букмекерским экспрессом”? Более того, публичным? Неужели для вас двадцать пять тысяч долларов — большие деньги? Правда, может быть, я чего-то не осознаю…» — «Я — известный челябинский предприниматель Максим Максимович Сутыгин». — «Жанна Бичерская, пианистка. Направлялась в Воронеж на подписание контракта. Где окажусь завтра — никто не знает. А какой у вас бизнес?» — «Металл, нефть, разное другое». Он впервые выдавил улыбку. Верхний ряд зубов был весь протезирован. «Грубая работа. У нас в Миллерово сделали бы лучше», — мелькнуло у нее.

«Местных артистов спонсируете?» — «А как же! Приглашаем на вечеринки, в сауну… Есть талантливые молодые люди. Несколько человек получают мои именные стипендии». — «Молодые дамы?» — «Да! Лучше находиться под моей крышей, чем быть бесхозной демократкой». — «Есть логика. Чем могу помочь такому мощному мужчине?» — «Предлагаю двадцать процентов от всего мешка. Я должен взять банк». — «Для вас это значительная сумма?» — «Не в деньгах счастье. Мой принцип — необходимо отбирать все, что можно и что нельзя. Все, что лежит, стоит, летает, плавает. Материальное и воображаемое». — «Как можно отбирать воображаемое?» — «Прекрасный бизнес — реализовывать чужие идеи. Удовольствие получаешь куда большее, чем когда воплощаешь в жизнь собственные мысли». — «Вам нет необходимости платить больше, чем положено. Назовите версию маршрута. Если вам улыбнется фортуна, то букмекерская комиссия — лишь десять процентов». — «Глупышка ты, Жанночка. Я не могу строить свою жизнь на “если выиграю”. Я должен взять мешок “Букмекерского экспресса”». — «Вы меня пугаете. Каков ваш план?»

«Звоню на станцию “Пенза», спрашиваю маршрут движения скорого поезда номер девять “Тихий Дон” “Ростов — Москва”, а ты записываешь точнейшую информацию про заклад в свой талмуд. Чудо очень просто делается. Объясню, почему предлагаю двадцать процентов. Может быть, какой-нибудь чудак случайно назвал этот маршрут. Так ты, Жанночка, своей музыкальной ручкой, — Максим Максимович заговорщицки заглянул в глаза молодой дамы и поцеловал ей руку, — под внутренние звуки Репина дописываешь ложную станцию, и чудак пролетает над выигрышем, как спутник над планетой. Пусть только словом недовольства обмолвится… Двери ночного поезда открываются быстро». Тут госпожа Врубельская заметила на левой кисти Сутыгина татуировку многообещающего содержания: «X А М». Она проглотила приготовленную реплику, что, дескать, Репин был не композитором, а художником, и лишь наспех сказала: «Можно пару капель коньяку для храбрости?»